Востриков приподнял крышку люка, вполголоса матерясь и покряхтывая – гастрит порождает изжогу, а изжога – маты, и спустился вниз. До воды оставалось еще около метра, срез люка – в метре над головой – общероссийский стандарт жилого помещения Вострикова и иже с ним. Потерев руки, он, долго не раздумывая, принялся разворачивать рыбу. Крышку он решил не закрывать, так как ночь предстояла, судя по его верным приметам, теплая.

Первая бутылка пива «Толстяк», которого Дохлый за всю свою сознательную жизнь ни разу не пробовал, «ушла» как-то незаметно. Пустая посудина плюхнулась вниз, обрызгав водой ноги бомжа. На эту мелочь не стоило обращать внимания, все оно, внимание, было уделено рыбе, которая почему-то исчезала быстрее пива. Дохлый почти вслух посетовал на то, что, мол, «вот уже скоро пятьдесят, а пива пить, из-за политики государства, так и не научился». Несомненно, в том, что Востриков не научился пить пиво, виновно было правительство страны, его глава и все фракции в Государственной думе.

Вдруг Дохлый заволновался – над головой проехала машина. Ему стало понятно, что место для ночлега он выбрал не самое удачное – посреди дороги. А кто тут разберет, в темноте, – где проезжая часть, а где – глубина двора?! Тем более что бутылки, позвякивая, торопили и запах рыбы, струящийся из сумки, волновал. Разве тут сразу сориентируешься? Однажды Дохлый в подобной же ситуации, поутру, едва не оставил свою фотокарточку на бампере проезжавшей мимо «Газели», поэтому в его душу забралась тревога. Но, поразмыслив, что лучшего места все равно сейчас уже не найти, он смирился с положением. «Просто после ужина нужно закрыть крышку, иначе ночью...» – Дохлый решил не думать, что будет в этом случае.

Он напрочь выключился от всех процессов, происходящих вне колодца. Этому помогал шум бурлящей внизу воды. Его волновали лишь оставшиеся три бутылки пива и лежащая на коленях рыбина. Спустя полчаса, когда с горбушей было покончено, а пиво еще оставалось, на его голову что-то рухнуло. От неожиданности и ужаса Дохлый хрюкнул, как боров, выронил бутылку и обмяк. Он себя уже видел в доме инвалидов, сосущего через соломину жидкую манную кашу, в гипсе и на утке. Но, к его изумлению, время шло, а боль не наступала. Еще через мгновение бродяга понял, что на его голове лежит не колесо машины, а сумка. Он пошевелился, и сумка сползла вниз, на колени.

Она лежала перед ним, черная в темноте, с оборванным плечевым ремнем. «Сейчас ее будут искать, найдут меня, изобьют или убьют», – оракул Востриков сидел в колодце, отсвечивая мертвой белизной своего лица. Его охватил страх. Еще через минуту, когда он услышал неподалеку возбужденные голоса, он решился на страшное. Высунув голову из колодца, он осторожно подтянул к себе крышку и, действуя руками и головой, поставил ее на место. Два часа он сидел, слушая самого себя и шум воды.

Когда он решился открыть сумку, то ожидал увидеть там все, что угодно. Лучшим подарком в так хорошо начавшийся день для него была бы бутылка водки и что-нибудь поесть. Он потянул «молнию» и распахнул сумку...

Пастор сидел в магазине одного из торговцев мягкой мебелью, глубоко утонув в кресле. Час назад Соха нашел торговца на квартире, поднял с постели и заставил снять магазин с охраны. Скрываться Пастору было больше негде – на любой из квартир своих людей его могла ждать засада. А магазин – объект неприметный. Какой ненормальный будет его искать здесь?

Торговец был до утра оставлен в магазине – кто знает, какие мысли ему придут по приезде домой? Вдруг рука потянется к телефону, чтобы в одночасье разрешить проблему избавления от тяготящей «крыши» Пастора? Продавец терпел все это время, потому что в Тернове «снять крышу» можно только одним способом – поменять ее на другую. Платишь «отступные» – и перебирайся в другое «здание». Но куда можно перебраться от Пастора, если в Тернове все проблемы «распедаливает» сам Пастор? А сейчас можно было одним разом стряхнуть ненавистное иго, так как торговец уже понял предмет беседы местных бандитов и сложившуюся ситуацию. Но все его мысли были прочтены вором, поэтому торговец был определен в своем же помещении в отдельную комнату. Для того чтобы он не скучал, двухметровый верзила-телохранитель Пастора – Соня – привез из ближайшей «конторы» проститутку, коньяк и сумку провианта. Телефон из комнаты был унесен, но хозяин магазина и без этого не стал бы испытывать судьбу. Не потому, что девка была хороша, а потому что это был бы его последний телефонный разговор.

Перед Пастором, посреди мебельного зала, стояли восемь его людей. События вчерашнего вечера говорили о том, что они развиваются по непонятной стезе. О ней не думал ни он, Пастор, ни, по его мнению, милиционеры. Какой-то хрен вырвал сумку с общаком из рук Сохи и лишил и тех, и других спокойно жить на этом свете. А может, он мент? И общак снова у РУБОПа? Тогда почему не было слышно криков – «Стой, милиция!» да «Стой, стрелять буду!». Тогда кто же этот «народный дружинник» с зычным голосом, имеющий привычку совать свой нос не в свои дела? Это и предстояло выяснить тем, кто сейчас молча пережевывал жвачку, покуривал или потягивал из банки бескалорийный «пепси», стоя перед Пастором. Это были его люди, проверенные временем и различными изощренными «подставами», на которые только был способен Пастор. Экзамен они выдержали, и уже несколько лет каждый из них верой и правдой служил «хозяину», ни на секунду не забывая о том, кому обязан своим положением и достатком.

– Даю направления работы. – Пастор, потирая ушибленный при прорыве к джипу кулак, поморщился. – Первое. Узнать через «своих», вернулся ли мусорам общак. Второе. Проверить все поликлиники района, где находится муниципальный банк, на предмет обращения лохов с внезапно заболевшей головой. Особенно проверить поликлиники, где обслуживаются менты. У них в городе свои «лепилы». Третье. Пока темно, дождаться отъезда от банка мусоров и прошмонать всю округу. Кто-то что-то все равно, мне кажется, должен был видеть или слышать. Все.

Увидев, как похожие на монументы подчиненные двинулись к выходу из магазина, над дверью которого висела праздничная вывеска «Поздравляем с покупкой! Вы обязательно вернетесь сюда еще!», он выдавил:

– Нет, не все...

Сказал он очень тихо, но этого было достаточно, чтобы строй остановился и развернулся на сто восемьдесят градусов.

– Если кого-то из вас я увижу под «шмалью» или «ваксой» – хоть под пивом, даже если у кого-то будут просто красные «бебики», не говорите, что устали или снимали стресс. Задавлю.

Братва с уважением посмотрела на мощную фигуру Пастора и, понимающе промолчав, вышла. Этот парень мог в один момент сделать человека состоятельным, почитаемым в блатном мире, но мог и в одну секунду решить его жизнь в обратную сторону. Пастор – не Фермер или Тимур. Он не сделает западло, если ты этого не заслуживаешь. Он думает, что он – справедливый. На этих простых на первый взгляд постулатах и держался незыблемый авторитет Пастора.

Дождавшись, когда за покинувшими магазин закроется дверь и Соха защелкнет на ней замок, вор поинтересовался:

– Ты точно не запомнил этого лоха?