Девушка вздрогнула, и Джеймс, натягивая сапоги, ощутил на себе ее взгляд. Он встал и громко топнул обеими ногами по скрипящим деревянным половицам, тихо ругаясь себе под нос.

Саммер не сводила с него глаз.

– Что я могу сделать – кроме того, что вы просите, – чтобы вернуть назад Джеймса Камерона?

Он напряженно посмотрел на Саммер.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу, чтобы из угрюмого медведя вы снова превратились в человека.

Джеймс зловеще улыбнулся:

– Вы умеете колдовать?

– Немного, – холодно ответила Саммер, невозмутимо встретив его взгляд. – Моя служанка – там, дома – родом из Санто-Доминго. Она учила меня различным заклинаниям, потому что это забавляло ее.

Схватив со стула свою куртку, Джеймс резко заявил:

– Ей бы стоило научить вас, как превратить пустой кошелек в полный.

– Если у нас нет больше денег, я могу заложить свое ожерелье, – предложила Саммер и подскочила от неожиданности, когда он прорычал в ответ:

– А для чего нам деньги? – Джеймс снова топнул ногой по полу, отчего каблук наполовину оторвался. – Черт бы побрал этого Хоби! Ну почему нельзя сделать сапоги, которые могут прослужить больше... ну хотя бы больше года?

Он вздохнул. Скорее всего знаменитый сапожник делал свое дело на совесть. Просто эти сапоги были куплены более года назад, и Джеймс носил их почти каждый день. А теперь еще и искупался в них.

Подняв голову, Джеймс бросил на Саммер неодобрительный взгляд и повторил:

– Зачем нам деньги?

– Я голодна.

Вот так – просто и лаконично. Маленькая эгоистичная девчонка была голодна. Может, она думала, что он станет прислуживать ей? Саммер вдруг напомнила Джеймсу его сестер – самых испорченных созданий, каких он когда-либо встречал. Они всегда считали, что он создан лишь для того, чтобы быть у них в услужении. Джеймсу не хотелось вспоминать, что очень часто он шел у них на поводу.

Сейчас он изо всех сил пытался скрыть свое дурное настроение. Если быть до конца честным с самим собой, он должен был признать, что отказ уязвил его самолюбие, тем более после того, как он заключил с этой девушкой сделку. И конечно, игра в «отвергнутого поклонника» тут нисколько не помогла бы.

– Итак, вы голодны. – Джеймс попытался улыбнуться. – Думаю, у меня все еще достаточно пенсов, чтобы решить эту проблему.

Девушка заколебалась.

– Пенсы – это то же самое, что и деньги?

Джеймс вскинул голову, и Саммер увидела в его черных глазах удивление.

– Да. А вы что думали?

– Не знаю. Поэтому и спросила.

Пристегивая к поясу шпагу, Джеймс подумал о том, что эта девушка совершенно не представляла, как о себе заботиться. Она была опасно наивна, когда речь шла о необходимости выжить. Джеймс не мог понять, как ей удалось сохранить ауру невинности в ее положении.

Засунув кортик за голенище сапога, Джеймс расправил плечи и несколько минут внимательно смотрел на Саммер.

– Я знаю место, где мы сможем купить горячий свежий хлеб прямо из печи всего за пенни. Кроме того, нам дадут молока, – произнес он и был вознагражден радостным выражением глаз девушки. – А за два пенса можно купить свежее деревенское масло, чтобы намазать на хлеб.

Саммер встала и расправила юбку.

– А за три пенса? – спросила она лукаво.

– Можете поцеловать доярку, – пошутил Джеймс.

Саммер улыбнулась:

– В таком случае мы лучше сэкономим пенни.

Губы Джеймса изогнулись в улыбке.

– А может, вы захотите занять ее место? – поинтересовался он. При этом его взгляд оставался серьезным и он настороженно ждал, что ответит Саммер.

– Всего лишь поцелуй? – Саммер заколебалась. – Это шаг к примирению?

– Возможно.

Накинув на плечи плащ, девушка пересекла комнату и, подойдя к Джеймсу, пробормотала:

– Тогда я намерена вернуть долг.

Джеймс хотел было сказать, что он просто пошутил насчет поцелуя, но потом с горькой иронией вынужден был признать, что отказ пустить его в свою постель прошлой ночью уязвил его гордость. Поцелуй никак не заменял ночи любви, однако он мог послужить лекарством для уязвленного самолюбия.

Привстав на цыпочки, Саммер обвила своими тонкими изящными руками шею Джеймса, прижалась к нему и коснулась его губ своими так легко, что это с трудом можно было назвать прикосновением. Руки Джеймса инстинктивно сомкнулись вокруг ее талии. Саммер тут же попыталась отстраниться, но спустя мгновение сдалась.

Джеймс медленно коснулся в поцелуе полураскрытых губ девушки, пробуя их на вкус, а потом, осторожно раздвинув их, проник внутрь. Их языки соприкоснулись, и тело Джеймса пронизала горячая волна, а его руки крепче сжались вокруг ее талии. Из его горла вырвался еле слышный стон. Это было так странно и нелепо. Саммер предлагала ему свои губы, словно это было необыкновенно важно; на самом же деле это не значило ничего. На своем веку Джеймс перепробовал множество губ, так почему эти должны были стать чем-то особенным?

Джеймс провел руками по спине девушки и мысленно выругался, потому что чувствовал под своими ладонями лишь ткань плаща. Ему же хотелось ощущать ее обнаженное тело. Горячей, всепоглощающей страсти он еще бы позволил встать между ними. Этого было бы более чем достаточно, чтобы положить конец нелепому фарсу и успокоить его проклятую гордость.

Поцелуи Джеймса стали более настойчивыми. Его язык страстно и настойчиво врывался во влажные чувственные глубины рта Саммер, и в этот момент ему показалось, что Саммер простонала.

Погрузив пальцы в ее волосы, он откинул голову девушки назад, коснулся губами изящно изогнутой шеи и спустился туда, где под нежной кожей выступали тонкие ключицы. Покрыв поцелуями небольшую ложбинку у основания шеи с пульсирующей в ней жилкой, Джеймс вновь нашел ее губы. Втянув в себя воздух, он ощутил, как обмякла в его объятиях Саммер, и понял, что она дрожит. Странно. Неужели это очередная женская уловка? Разве она уже не достаточно поиграла с ним, давая понять, что не собирается выполнять своего обещания?

Джеймс отстранился и изучающе посмотрел на девушку. Ее глаза были закрыты, а слегка припухшие от поцелуев губы дрожали. Грудь Саммер вздымалась, словно она долго бежала. Ее длинные шелковистые ресницы отбрасывали тень на покрытые румянцем щеки, а сердце гулко стучало.

– Я хочу тебя, – хрипло пробормотал Джеймс и наклонился, чтобы снова поцеловать ее.

Саммер не могла отвернуться, не могла пошевелиться. Она могла лишь чувствовать, и ей казалось, что все ее тело ниже шеи – какое там, ниже бровей – было охвачено странным пожаром, от которого вспотели ладони, а в бедрах появилась мучительная тянущая боль. Хотя нет, сосредоточие боли находилось не в бедрах, а в том самом сокровенном месте, которому не было названия в ее словарном запасе. На самом деле в течение последних пятнадцати лет она старалась не обращать внимания на само его существование, но теперь игнорировать происходящее было невозможно. Теперь нечто внутри ее пульсировало, ныло и странным образом отвечало на призыв мужчины, а Саммер совершенно не знала, что должна сделать в ответ.