Если это вообще сейчас можно было назвать лицом. Черты Мрака исказились, заострились, вены на лбу вздулись, брови сошлись на переносице, а взгляд напоминал ледяную бездну, в которой бушевала серебряная метель.

Меня резко отпустили, не просто отпустили — отшвырнули в сторону. Магия разума теперь сияла не только в его глазах, она сочилась сквозь поры кожи, клубилась вокруг серебристым облаком. Давила даже несмотря на то, что не могла пробраться в мои мысли. Я почти физически ощутила, как она сминает меня, выжигает разум, превращая меня в безвольную куклу, которой все безразлично.

Логхард сдавил виски. Его колотило, изо рта вырвались серебристые искры и пар, который показался просто ледяным. Артанец закашлялся и повернулся ко мне спиной. Я все это время не дышала, даже не пыталась отползти. Это было не похоже ни на одну известную мне хворь. Магических болезней не существует, это я знала точно. Но тогда что это такое?

— Ложись спать, фрейлина, — прохрипел Мрак, когда кашель унялся. Все закончилось так же резко, как и началось: сияние померкло, и мне больше не хотелось бежать на край света, лишь бы подальше от этой пугающей, сокрушительной мощи. — Пока я не передумал.

Я не стала ждать, пока он передумает, поспешно отодвинулась к стене и закопалась поглубже в шкуры, бросив тоскливый взгляд на свою одежду. Что бы ни произошло с артанцем, это меня спасло.

— И еще. — Голос Логхарда звучал по-прежнему глухо. — Ты моя рабыня, фрейлина. Только моя. Если к тебе еще раз прикоснется другой мужчина, виновата будешь ты, и ты понесешь наказание.

Отвернулась, лишь бы его не видеть.

Предпочла думать о том, что колотит меня от холода. А еще о том, что, кажется, у всемогущего артанского князя есть слабость. Слабость, о которой я обязательно должна узнать все.

Мрак разбудил меня на рассвете: просто склонился надо мной и коснулся плеча. Проснулась мгновенно, отпрянула, прижала шкуру к груди, но брешь в его ледяном спокойствии за ночь срослась заново. От вчерашней слабости не осталось и следа. Ни взглядом, ни словом он не дал понять, что его волнует то, что произошло. Пару мгновений он смотрел на меня, потом вышел из шатра.

К счастью, мои сапоги и одежда лежали там же, где я их оставила. Никогда в жизни так быстро не одевалась. Да я никогда не спала обнаженной. И не собиралась это повторять!

Несмотря на то что спину и ноги ломило после вчерашнего путешествия, хотелось поскорее покинуть это место. Дождь закончился, небо обещало погожий день, но, вынырнув из шатра, я отметила, что в лагере на удивление тихо. Не было разговоров, смеха, брани. Артанцы собирались молча, на их лицах застыла сосредоточенность. Будто все переняли настроение своего князя.

Что-то случилось?

Спросить я могла только у Брадена. Он как раз принес мне кусок грубого мыла и ведро воды. Я даже нарушила свое правило не благодарить артанцев, но вода была восхитительно теплой (оруженосец явно постарался). Она смыла пыль, раздражение и остатки сна, и как-то сразу стало легче.

Ровно до той минуты, когда Браден протянул ко мне руку.

— Позвольте взглянуть на ваши ожоги.

Я отпрянула, прищурилась, памятуя об угрозе князя. Вчерашних игр мне хватило на всю оставшуюся жизнь, а оруженосцу необязательно знать, что виноватой в любом случае сделают меня.

— Князь сказал, что оторвет руку любому, кто ко мне притронется. — Я с вызовом посмотрела на него.

Оруженосец слегка побледнел, но с места не сдвинулся.

— Хорошо. Я не стану к вам прикасаться, — пообещал он. — Просто вытяните ладони вперед, чтобы я мог их вылечить.

Я была твердо уверена, что все это очередные игры: протяну руку — и меня тут же цапнут. А следом появится Мрак со своей изощренной фантазией и бесконечным желанием унижать. Но смущенная улыбка Брадена была такой искренней, что я колебалась.

— Не бойтесь, — настаивал он. — Я не причиню вам вреда.

Ладони, как назло, болезненно заныли. Вчера и вовсе лопнул волдырь на пальце: растерла поводьями, даже перчатки не спасли.

— Не касаться, — напомнила я, протягивая руки.

— Я помню. — Браден принялся рыться в сумке на бедре. — Приказы князя не нарушают.

— Так уж и не нарушают?

— Расплата неминуема.

Оруженосец выудил пучок ярко-изумрудной травы, в которой я узнала верноцвет. Пробормотал под нос заклинание, растер стебли пальцами и развеял над моими ладонями. Руки словно опалило жаром, они посветлели и перестали зудеть. Волдырь мгновенно затянулся, оставив после себя только белую кожицу. Что-то подобное делали братья, когда получали ссадины, но так быстро те не заживали.

— Спасибо, — нарушила я обещание второй раз. — Ты лекарь?

— Нет, — покачал головой он, — но я немного разбираюсь в лекарской магии.

— Значит, ты лечишь князя? — поинтересовалась я будто между делом. Нужно узнать о слабостях Кейна Логхарда и передать их князю Броку. Артанская армия держится на своем полководце. — Когда ему плохо.

Браден нахмурился:

— Князю не бывает плохо.

— Но вчера его настигла какая-то магическая хворь…

— Магических хворей не бывает.

— Я плохо разбираюсь в магии, но… Это было что-то странное.

— Лучше спросите у самого князя, леди, — резко ответил он и направился к лошадям.

Я мысленно выругалась: что-что, а дипломатия никогда не была моим коньком. Но нужно решаться, иначе не получу ответы на свои вопросы.

— Амелия, — выдохнула, догнав его. — Меня зовут Амелия.

Лицо оруженосца смягчилось, мне подарили улыбку и поклон.

— Рад знакомству, леди Амелия.

Любезно беседовать с врагом было странно. Очень странно. Но Браден не вызывал у меня омерзения, как огненный маг, или жгучей, сжигающей нутро ненависти, как артанский князь. А своей улыбчивостью напоминал моего младшего брата, Оуэна. Ему даже шел забавный акцент.

— Откуда ты знаешь нифрейский? — поинтересовалась я, когда мы отправились в путь. Мрака поблизости не было, и я чувствовала себя спокойнее.

При дворе княгини ценилась образованность, поэтому мать учила нас с детства нескольким языкам. Но вряд ли нифрейский широко распространен: наша страна была достаточно закрытой.

— От князя, — удивил меня оруженосец. — Я быстро учусь.

Откуда Кейн Логхард знает язык, можно было только догадываться. У него, кстати, акцент был почти незаметен и проявлялся, только когда он начинал рычать. Или когда приказывал…

Больше расспрашивать не стала, чтобы не нарваться на очередное «князь объяснит лучше».

— Почему все такие мрачные?

— Сегодня мы спускаемся в царство проклятых.