— Вы, конечно, слышали, товарищ подполковник, о военно-строительной организации Фрица Тодта, именно она занималась работами, где требовались быстрота, умение и четкий профессионализм. Именно эта организация проектировала и строила важные объекты, например, ставку фюрера под Винницей, инфраструктуру концлагерей, засекреченных подземных заводов, имеющих отношение к военной промышленности…

— И куда ты клонишь? — насторожился Шалаев.

— Сами знаете. Нет других вариантов. Поезд пропал в горном районе, где уйма заброшенных подземных предприятий, ко многим из которых приложила руку упомянутая организация. Там несложно спрятать поезд. Если предприятия действовали, то к ним от основного железнодорожного пути отходили ветки… Не поверю, что ваши люди не осматривали этот маршрут.

— С дотошностью не осматривали, — признался Шалаев. — Пойми, капитан, другой работы хватало. Про этот поезд узнали лишь неделю назад. Проехали на дрезине, обнаружили пару ответвлений. «Пустышка». Дорога в никуда называется. Обе ветки поросли быльем, рельсы проржавели. Ведут к заброшенным горным выработкам, куда уже лет десять не ступала нога человека. Уж поверь. Состав по этим рельсам не проедет, да и негде ему там спрятаться. И не будут фрицы так рисковать, ведь знают же, что найдем. Известных «науке» предприятий вдоль «железки» нет. Особо засекреченные — вполне возможно. На границе с Чехией множество шахт и подземных лабиринтов. В последние годы войны немцы имели виды на горные районы Нижней Силезии. Планировали разместить здесь центр стратегической промышленности. Велись работы, строились тоннели, подземные цеха, подводились коммуникации. Имелись сведения, что именно в Силезии собирались ракеты «Фау». Но где именно, мы не знаем. Параллельно тянутся несколько железнодорожных веток, много запутанных горных дорог… Тебе что-то подсказывает фантазия? Кроме того, что, возможно, мы упустили время?

— Будем исходить из того, что не упустили. Поезд где-то свернул. Нужно найти это место, пройти по следу, а там уж выясним, какие у нас перспективы. Чей приказ мы выполняем, товарищ подполковник?

— Приказ отдан лично Виктором Семеновичем Абакумовым. С ведома и по поручению товарища Сталина. Устраивает? Почему спрашиваешь, капитан?

— Да мало ли, товарищ подполковник. — Павел сделал неопределенный жест. — Существуют командующие фронтов, народный комиссар обороны, Лаврентий Павлович Берия, всевозможные трофейные службы, управления…

— Переживаешь, что ценный груз может попасть не в те руки? — Глаза Шалаева сузились в щелки.

Павел устал всего бояться. Смертельно устал. Что за порядки такие в родном государстве, когда ты боишься сказать правду? Даже после ТАКОЙ войны будем бояться?

— А вас это не пугает?

— Успокойся, все в порядке, — вздохнул Шалаев. — Такая громада не может оказаться в частных руках.

«Но часть громады — может», — подумал Павел.

— Кому, капитан, принадлежит золото? Думаешь, тем немцам, у которых его забрали? Хрен-то там. Тем немцам после конфискации фашистским государством оно уже не принадлежит, оно стало собственностью гитлеровской Германии. Кому перешла эта собственность после войны? Стране-победительнице. А кто у нас страна-победительница, ну-ка, догадайся? А теперь угадай с трех раз — помешают ли стране, чья экономика лежит в руинах, триста тонн золота?

— Думаю, не помешают, — пожал плечами Павел. — Но все равно мало.

— Ну, ты и наглец! — рассмеялся Шалаев. — Итак, соображения, капитан?

— Основная версия, товарищ подполковник. На данном горном участке нет никакой активности, отсутствуют поселения, секретные заводы давно не работают. Гауляйтер должен быть не только в курсе, он и затеял эту, как вы выразились, мутохрень…

— Хреномуть, — поправил Шалаев.

— Да, это ценная поправка, — улыбнулся Павел. — Данный район не бомбят, чего там бомбить? Метель, темное время суток… Скажем, 8 февраля район в радиусе полукилометра оцепляется солдатами. Возникают виртуозы военно-строительной организации, плюс строительный отряд, подразделение инженерно-технических войск. От основной ветки до нужного объекта прокладывается путь. Специалисты знают, как на скорую руку соорудить насыпь, полотно, положить рельсы со шпалами, установить стрелку. Два дня — за глаза. Поезд сходит с основного пути, катится под землю — в цех какого-нибудь секретного завода, где и тормозит. Это может быть шахта, гора, что угодно. Оперативно разбирается путь, составные элементы увозятся. Опять же свидетелей того, что поезд пропал под землей на конкретном участке, могут быть единицы. Пара направленных взрывов, на которые никто не обратит внимания, — и на участок, где был проложен временный путь, сходит камнепад. Проход закрыт — даже пешему. Вокруг «точки» — непроходимые скалы и горы. Въезд в цех маскируется, возможно, подрывается. Что с обратной стороны? Если тупик, то поезд с золотом навсегда остается под землей. Если есть выезд — возможны варианты. Но можно с точностью сказать: везти золото в Берлин никто не собирался. Умные люди понимали, что война проиграна. Но гауляйтер тянул, не бросал вверенный район, чтобы не вызывать подозрений. А когда пропал, всем уже было до лампочки… Вопрос: как он утаил от высших чинов рейха такую грандиозную аферу?

— Сообщники в тех же верхах? — задумался Шалаев.

— Да, наверное… Полагаю, поезд до сих пор в горах. Умный человек поймет: членить состав нельзя. Начнешь это делать — потянутся следы и ниточки. На что рассчитывают? Думаю, на наших западных союзников. Пока неясно, кому отойдет этот район.

— Молодец, — рассмеялся начальник отдела, — все разложил по полочкам! Остался пустяк — найти.

— Это версия, товарищ подполковник. Есть еще один неприятный момент. — Верест замялся. — Если версия верна, то немцы не бросят это дело на самотек. Над золотом они могут и не чахнуть, но отслеживать ситуацию обязаны. Угроза для них — в Креслау, где стоят наши части, находится контрразведка и прочие нежелательные для них структуры. Боюсь, они будут следить за нашими действиями. Не удивлюсь, если выяснится, что в наших кругах работает их человек — либо предатель, либо внедренный агент. «Смотрящий», выражаясь уголовным жаргоном. Это не повод, конечно, отказаться от работы, но следует соблюдать осторожность и поменьше болтать. Засекретьте эту тему.

— Засекретим, — кивнул Шалаев. — Получи оружие на складе, — покосился он на кобуру на поясе капитана, — нормальное оружие, а не этот «пугач»… Я выпишу накладную. Встанешь на довольствие. Закончим беседу — ступай в гараж, найдешь завгара Кохановского, он подберет тебе машину. Умеешь водить?

— Обижаете, товарищ подполковник. Только давайте не «Виллис», хорошо? Это не машина, а барышня изнеженная. И бензин ей подавай самый лучший, иначе кочевряжится, и масла особые, которые в нашей стране не производят, а американские давно истратили да разворовали… Предпочитаю отечественную технику.

— Молодец, — похвалил Шалаев, — настоящий патриот! Наши автомобили лучше. Хотя и ломаются, сволочи, чаще… Проведешь расследование, капитан. Тебе — все полномочия, о чем получишь соответствующий документ. В случае острой служебной необходимости к твоим услугам взвод автоматчиков 4-го стрелкового полка. Помни — ты главный, и не смотри на свои погоны. Разрешаю применять любые меры, цель оправдывает средства. Секретность — прежде всего, но с НКГБ тебе придется контактировать, это неизбежно. Ссориться с чекистами не стоит. Поговоришь с майором Сенцовым — он в курсе событий. Мужик с подковыркой, но вроде ничего. От нашего ведомства получишь капитана Антона Репницкого. Сотрудник исполнительный, и парень нормальный, но без особой фантазии. До 41-го работал в особом отделе Сталинградского тракторного завода, привык подозревать всех подряд. Насчет жилья…