— кассиром билетным и грузовым, да прошел за двадцать лет службы все ступени чиновной лестницы до самого верха.

Подъезжая ясным февральским днем девяносто второго года к парадному входу в Зимний дворец, он полагал, что это будет не более как представление в новой должности и император скоро отпустит его. Но, против его ожиданий, Его Величество, кратко поздравив, дал ему нечто вроде напутствия, высказал свое пожелание, более того, как он выразился, свою мечту, чтобы поскорее была выстроена железная дорога из Европейской России до Владивостока.

— Уже десять лет, — говорил император, — я встречаю по этому вопросу всяческие затруднения, и вы должны дать мне слово, что эту мысль проведете в действие.

Считая себя обязанным немедленно приняться за исполнение монаршей воли, Сергей Юльевич, вернувшись в министерство, тут же вызвал начальника канцелярии и, хотя и знал, что такая дорога уже строится, попросил показать документы по этому в высшей степени важному вопросу. И начальник канцелярии вскоре принес папку.

— Справка составлена военным губернатором Приморской области генерал-майором Унтербергером.

— От кавалерии или инфантерии? — с иронией поинтересовался Сергей Юльевич.

— Инженер генерал-майор Павел Федорович Унтербергер вот уже четверть века служит на Дальнем Востоке. Он считается в Военном министерстве одним из лучших его знатоков, тем более что лично занимался топографической съемкой и составлением карт.

Эта рекомендация несколько успокоила Сергея Юльевича, и он принялся листать исписанные ровным четким почерком голубоватые листы плотной бумаги, обнаруживая среди них аккуратно исполненные чертежи, планы и таблицы математических исчислений и выкладок, что его весьма обрадовало. Он не любил беллетристику по техническим вопросам, не подкрепленную точным расчетом и экономически не обоснованную.

— Да, а ведь он сейчас в Петербурге, — видя, что министра заинтересовало содержимое папки, сказал начальник канцелярии. — Я сам вчера видел его на Дворцовой площади, он направлялся к Главному управлению Генерального штаба.

— О, как кстати! Будьте добры, пригласите его, по возможности не откладывая, сюда, в министерство, — обрадовался Сергей Юльевич. — Для меня очень важно обсудить этот вопрос со знатоком и непосредственным участником работы над проектом железной дороги.

И спустя несколько дней Павел Федорович Унтербергер прибыл в Министерство путей сообщения.

— Ваше приглашение едва застало меня в Петербурге, совсем уж было собрался возвращаться во Владивосток, — весело говорил он, представившись и принимая любезно предложенную ему Сергеем Юльевичем чашку дымящегося паром ароматного светло-желтого жасминового китайского чая. — Чем могу быть полезен министру путей?

Выше среднего роста, худощавый, с хорошей военной выправкой, со знаком Николаевской военной инженерной академии на груди, но без орденов, которых, без сомнения, у него было предостаточно, и это уже определенным образом характеризовало его, Павел Федорович говорил немного акая. Это выдавало в нем москвича, но I аканье было едва заметно, что, опять же, объяснялось, по-видимому, долгой службой вдали от древней столицы.

— Его императорское величество высказали особую заинтересованность в скорейшей постройке железной дороги на Дальний Восток. Вот я и решил, воспользовавшись редкой возможностью, встретиться с вами, как одним из наиболее сведущих людей по этому вопросу. Желательно, знаете ли, составить ясную картину проблемы в целом, со всеми ее плюсами и минусами, благоприятными и неблагоприятными условиями; знать, как оценивают на месте возможность ускорения постройки дороги, как скоро может она окупиться…. Не скрою, министр финансов Вышнеградский весьма скуп на расходы, тем более такие крупные, и преодолеть его скупость можно лишь обосновав запрос большими государственными интересами.

— Но в прошлом году Комитет министров высказался за сооружение дороги, был издан Высочайший указ, кое-какие ассигнования отпущены, и дорога уже строится….

— Да, именно кое-какие. В прошлом году семь миллионов рублей и столько же в этом. А строить желательно быстрее. Начните, извините за тавтологию, с начала.

— Что же, я служу на Дальнем Востоке с шестьдесят четвертого года и постараюсь максимально объективно осветить положение дел. Присоединение в шестидесятом году Уссурийского края, необходимость его заселения и защиты поставили задачу строительства путей сообщения. Тем более что существовавшее с пятидесятых годов судоходство по Шилке и Амуру не могло удовлетворить потребности края в регулярном сообщении, так как Амурская речная система на добрых пять месяцев покрывается толстым слоем льда и еще месяца на три мелеет настолько, что от Хабаровки до Благовещенска пароходы не ходят.

— Вот как? А у нас существует убеждение, что Амур настолько полноводен, что судоходство на нем не доставляет затруднений.

— Напрасно, напротив, хотя подобное мнение существовало и в военном министерстве, на нем даже основывались наши планы обороны дальневосточных рубежей, и мне приходилось переубеждать весьма упорное в своих заблуждениях начальство. В свое время проводилась специальная съемка Амура именно с этой целью. Но ряд проектов присоединения тихоокеанского побережья к центральным губерниям рельсовым путем появились еще в пятьдесят восьмом году, сразу после заключения Айгунского договора.

— В те времена, после Крымской войны, при нашей бедности, подобные проекты, я убежден, были невыполнимы. Тем более что и в России железные дороги были наперечет, — вспомнил Сергей Юльевич куда более поздние времена, уже семидесятые, годы своей молодости и начала работы в железнодорожном ведомстве.

— Согласен, однако, тремя-четырьмя годами позже, после крестьянской реформы, вон как стремительно стала покрываться Россия сетью железных дорог.

Отлично осведомленный в этом вопросе, Сергей Юльевич уверенно возразил:

— Так ведь то строительство велось, за редким исключением, по частным подрядам на концессионных началах. Я хорошо помню, как таким образом барон Унгерн-Штернберг строил дорогу от Балты до Елизаветграда и далее на Кременчуг. Да что там, даже первые российские железные дороги

— Николаевская и Царскосельская — строились частными компаниями.

— Но дороги в Европейской России быстро окупались, а что касается Дальнего Востока, то подобных надежд и быть не может. Поэтому о привлечении частного капитала говорить не приходится, нужны были ассигнования из казны.

— Да, я отлично помню, как восточносибирский генерал-губернатор Посьет в семьдесят пятом году добивался государственных субсидий для железной дороги от Волги до Амура и от Владивостока до озера Ханка.

— И я работал над тем проектом, — улыбнулся Павел Федорович. — Молод был, энергичен, легок на подъем, меня тогда переполняла жажда сделать как можно больше собственными руками, отчего я месяца проводил в поле, на съемке будущей трассы. Очень тогда мы надеялись, что эти труды воплотятся в полотно дороги. А тут война…

— Дело даже не в русско-турецкой войне, — не согласился Сергей Юльевич, — не считали тогда в высших кругах эту дорогу необходимой. Война, впрочем, казну опустошила изрядно…

— Нам с нашей колокольни видно по-своему, — не сдавался Павел Федорович.

— Казна Российской империи пополняется главным образом за счет продажи хлеба за границу, хотя его и на внутреннем рынке