– В тебя стреляли, – говорит она.

Что-то подсказывает мне: отвечать на подобное не следует. Поэтому я делаю большой глоток чая, который теплом растекается в животе, согревает все тело до кончиков пальцев.

– Я Эми, а как твое имя?

Забавно. Чашка уже полупустая, когда я поднимаю глаза.

– Том… Томас, – отвечаю ей.

Ее лицо становится расплывчатым. Стоило только взглянуть на пол, как он пошел волнами.

– Наслаждайся, Томас, – ее глаза внезапно становятся очень серьезными, – не бойся. Я помогаю таким мальчикам, как ты, – кажется, ее голос какой-то искаженный. Пульс устремляется в уши. Смотрю на чашку. Пальцы расслабляются, и фарфор выскальзывает у меня из рук, летит на пол и падает к ногам Эми.

Она игнорирует расплескавшийся чай на обуви.

Я не люблю полицейских. Многие из них бездарны. Допускают слишком много ошибок…

Боже мой! Пытаюсь сесть, но мышцы не слушаются.

Слезы выступают на глазах.

– Пожалуйста, не надо! – шепчу я.

– Это скоро закончится. Не сопротивляйся.

Темнеет, я чувствую дождь. Он хлещет по моей коже, как осколки стекла.

Кто-то рядом. Я утопаю в счастье.

– Лгунья!

Крик Кейры похож на брызги ледяной воды. Я так сосредоточилась на Яне, что совершенно забыла о других учениках. Когда смотрю на часы над дверью, то моргаю. Почти пять! Почему никто не остановил меня, когда отпущенные полчаса прошли?

– Эйдан не убивал Якоба! Он хотел вернуться к Лин, а Эмма ревнует и поэтому выставляет его в дурном свете, чтобы не брать на себя вину за предательство и убийство Дина.

– А как ты объяснишь то, что Эйдан ушел? – вставляет Роберт. – С января она держала его в шкафу, чтобы тот не сбежал к Лин?

– Понятия не имею! – говорит Кейра. – Возможно, Эмма убила своего отца, и это настолько шокировало Эйдана, что…

Я вскакиваю и впиваюсь ногтями в ладони.

– Если никто не возражает, мне хотелось бы подождать снаружи, пока не закончится голосование.

Несколько учеников хихикают, но голос Кейры гаснет.

– Ты высокомерная девчонка! Фаррана здесь нет. Советую быть повежливее… – Сделав три быстрых шага, я оказываюсь так близко к ней, что она незаметно вздрагивает.

– Рекомендую ТЕБЕ немедленно успокоиться, Кейра. Потому что Фион не сможет вмешаться, если я потеряю контроль над своим даром.

Она сглатывает и отступает к Брэндону. Но он делает шаг в сторону.

– Если не перестанешь оказывать давление на других, мне придется собрать новый трибунал. Специально для тебя, Кейра.

Не жду их реакции, только поворачиваюсь и спешу к выходу.

После толпы в комнате химии воздух в подвале кажется свежим. За исключением света от зеленого выключателя в конце коридора, вокруг полная темнота.

Мне следовало взять свечу. Кожа липкая от пота, и я начинаю дрожать. Как только я вышла за дверь, едва не опустилась на пол. Я убила собственного отца? Абсолютно абсурдно! И все же. Это заставляет чувствовать себя некомфортно. Как будто это на самом деле – правда. Закрываю глаза и концентрируюсь на чувствах. Повлияла ли на меня Кейра своим даром? Не могу, возможно, папа…

Что-то теплое внезапно касается щеки, и когда я готова закричать, рука закрывает мне рот. Тело реагирует прежде, чем я могу остановить его. Фигура, которая наклонилась ко мне, с грохотом ударяется о противоположную стену. Дверь в кабинет химии открывается, и в луче света от фонарика появляется Брэндон.

– Черт возьми, нельзя ли потише… – шипит он, но остальная часть предложения застревает у него во рту. В ужасе наблюдаю. Что я натворила!

– Ну, извини! – стонет Ян, отскакивает от стены и потирает голову. – Просто споткнулся в темноте.

Брэндон щурится и пристально смотрит на меня. Затем садится рядом и вкладывает фонарик в мою руку.

– Надеюсь, больше не споткнешься, Ян, – говорит он, не отрывая взгляда от меня. Как только за Брэндоном закрывается дверь, я бросаюсь к нему.

– Ян… мне очень жаль, я не знала…

– Эй, все в порядке, – он проводит рукой по моей щеке, и я узнаю это прикосновение, – когда ты пыталась закричать, мне пришлось закрыть тебе рот рукой. Не хотел напугать. Хватит извиняться.

И я просто начинаю говорить и не могу остановиться.

– У меня не получается больше это контролировать, понимаешь? Я боролась с момента кануна Нового года. В тот день в столовой, когда ты играл с ножом, клянусь, если Кейра продолжит и дальше разговаривать со мной…

Ян тихо смеется.

– Как считаешь, почему я пришел? Знаешь, мой дар – аэрокинетика? – Я киваю, и он глубоко вздыхает: – Свечи уже начали мерцать.

Проходит несколько секунд, прежде чем я понимаю, что он пытается мне сказать.

– Ты… ты тоже не смог проконтролировать дар? – шепчу в изумлении. – Почему?

– Я бы предпочел не говорить, о чем еще болтала Кейра, когда ты вышла. После расставания с Дином ее поведение стало неадекватным.

Снова расслабляюсь и приползаю к стене рядом с ним. Фонарик лежит между нами и освещает дверь, из которой доносится шум взволнованных голосов.

– Мой поступок с ножом в столовой был ужасен. Прости. Я испугался бы намного раньше на твоем месте. Я знаю, ты не сказала Фаррану, что у тебя проблемы с телекинезом.

Моего вздоха в качестве ответа достаточно.

– И ты даже не показывала Фай фотографии на телефоне, не правда ли?

– Она уже достаточно настрадалась из-за дружбы со мной, – грустно бормочу я.

– Еще удивляешься, что телекинез живет своей жизнью! – Ян недоверчиво качает головой.

– Какое это имеет отношение к Фай и Фаррану?

Он поднимает руки и кладет их на колени.

– Эмма, ты погружаешься в чувства других! Если Библия Фаррана хотя бы немного правдива, все, через что тебе удалось пройти, оказывает на тебя гораздо более сильное влияние, чем на других людей. Но вместо того, чтобы накричать на кого-нибудь, ты хранишь это внутри с самого Нового года. Якоб не смог бы поступить лучше! – Он наклоняется вперед так близко, что я чувствую его теплое дыхание. – Исход известен. Если бы он не подавлял чувства все эти годы, твою мать, вероятно, никогда не убили бы.

Нет! Горло перехватывает, и я прижимаюсь к стене. Не хочу этого слышать.

Но голос Яна становится вкрадчивее:

– Отпусти ситуацию, Эмма! Каждому нужен друг.

Медленно, словно боясь причинить боль, он обнимает меня за плечи и откидывается назад с закрытыми глазами. Я напряжена, но ничего не происходит. Он просто здесь. И его рука такая теплая. Неохотно позволяю своей голове опуститься на его грудь. Что-то мокрое стекает по щеке.