Потом подошёл к своему столу, взял чистую тетрадь и написал на обложке:

ДНЕВНИК — ПОСТОРОННИМ НЕ ЗАГЛЯДЫВАТЬ!

На первой странице дневника появилась запись: «Сегодня мне купили велосипед. Завтра будут испытания и тренировка».

На следующий день после школы я чем-то перекусил, схватил велосипед и вынес его на улицу. Сделал пять кругов вокруг дома, переулками добрался до заброшенного стадиона, там, представляя себя на велотреке, намотал двадцать кругов вокруг футбольного поля, счастливый вернулся к дому и сел на скамейку, чтобы отдышаться.

Подошёл сосед Юрка. Он потыкал ботинком шины, постучал по седлу и спросил:

— Осваиваешь технику?

— Ага, тренируюсь, — сказал я.

— Выдохся?

— Нормально всё.

— Тебе нужен велосипед с мотором.

— Это потом, когда стареньким стану.

— Тогда тебе машину придётся покупать.

— И это потом.

— А я не буду учиться водить машину. Это лишнее.

Вот умеет Юрка заинтриговать!

— Это почему?

— Ты на лошади умеешь кататься?

— Нет.

— А твои родители?

— Тоже нет.

— Вот видишь! А сто лет назад все умели. Сейчас лошадей ни у кого нет, и никто не умеет.

— Так что, скоро и автомобилей не будет?

— Будут, но они сами будут ездить. Сядешь, скажешь ему, куда тебе надо, и всё. Сидишь, в окно смотришь, а машина сама тебя везёт. Зачем тогда учиться водить машину? Ты ведь не собираешься учиться управлять повозкой с лошадью.

Я поднялся домой, и в дневнике появилась вторая запись:

«Двадцать кругов по стадиону. У Юрки будет машина без шофёра. Он уже сейчас готовится стать человеком из будущего».

На следующий день запись в дневнике стала короче:

«Опять двадцать кругов по стадиону».

Прошла неделя. Дневниковые записи разнообразием не отличались. Те же двадцать кругов. На большее меня не хватало. Ноги становились ватными, перед глазами всё расплывалось…

— Ну как? — спросила мама. — Не надоел ещё велосипед? У тебя увлечения меняются каждый месяц.

— Так ещё только неделя прошла, — сказал папа. — Вот в июне посмотрим. Может, я начну кататься, когда велосипед станет ненужным.

В дневнике после сообщения об очередных двадцати кругах появились фразы, что мне нельзя сдаваться до конца лета. И надо к августу научиться проезжать пятьдесят кругов.

— Ну что, чемпион? — спросил Юрка через две недели.

— Тридцать кругов, — гордо сказал я.

— А смысл?

— Надо пятьдесят.

— Кому надо?

— Мне.

— Зачем?

Я задумался.

— Не мой вид спорта, — сказал Юрка. — Крутить педали — такое ума не прибавит.

— А что прибавит?

— Футбол, например. Там думать надо — отдать пас или самому к воротам пробиваться. А тут — крути и крути. Как белка в колесе. Думать не надо. Головы велосипедистам вообще можно отрезать — ничего у них не изменится.

Юрка старше меня на год, а кажется, что на целых пять. Если он не хочет что-то делать, то всегда обоснует.

К августу я дошёл до сорока кругов. Это был мой предел. Я, конечно, мог и больше, но со скоростью черепахи. А это не считалось. В дневнике короткая запись:

«Что делать дальше?»

Я начал пропускать свои тренировки. То дождь, который раньше не мешал. То голова болит, на что я вообще не обращал внимания. Юрка это заметил.

— Причём тут дождь, — сказал он. — Тебе просто не хочется — это уже уважительная причина. Ты соревнуешься сам с собой — это скучно. Надо вызвать кого-то на соревнование.

Тут как раз вернулся с дачи мой одноклассник Валерка.

— Давай тренироваться на стадионе. У тебя же велик есть?

— А смысл? — спросил Валерка.

«Все ищут смысл, а его нет», — написал я в дневнике.

Через три дня новая запись: «А смысла и правда нет».

Ещё через неделю:

«Папа отнёс велосипед в гараж».

И, наконец, 31-го августа:

«Завтра в школу. Закончилось велосипедное лето».

Валеркина пенсия

Урок математики. Николай Иванович у доски рассказывает что-то о разложении многочленов.

— Раскладывая многочлен, вы упрощаете себе жизнь, — говорит он. — Смотрите, как красиво получается. Сразу понятно, что можно сделать с этим многочленом.

Валерка клюёт носом. Я боюсь, что он заснёт, и толкаю его в бок.

— Не спи, замёрзнешь!

Валерка трясёт головой, трёт глаза, поворачивается ко мне.

— Тут про что говорят?

— Какая будет красивая жизнь, если разложить многочлен.

— Не красивая, а простая, — подсказывает Тамара, сидящая сзади нас.

— Простая и красивая жизнь начнётся, когда мы школу закончим, — говорит Валерка.

— Тогда на работу ходить придётся.

Валерка задумался. Николай Иванович продолжает рисовать формулы. Я пытаюсь в тетради повторить то, что вижу на доске. Валерка заглядывает в мои записи.

— Не то ты пишешь, — говорит он, — и не о том думаешь.

— А о чём надо думать?

— О том, как хорошо на пенсии. Представь: утром проснулся, позавтракал и целый день свободен. Хочешь — на рыбалку иди. Хочешь — кино смотри. Вот это красивая и простая жизнь.

— Ты сначала доживи до пенсии.

Валерка открывает тетрадь на чистой странице и начинает писать какие-то цифры. Совсем не те, что пишет Николай Иванович. Наконец он подводит итог и показывает результат вычислений.

— Смотри, больше 18-ти тысяч получилось.

— 18 тысяч чего?

— Осталось дней до пенсии.

Николай Иванович замечает нашу беседу, подходит, берёт Валеркину тетрадь.

— Это что за расчёты?

— Сколько дней мне до пенсии осталось, — объясняет Валерка.

Николай Иванович качает головой.

— Пятое июля — это твой день рождения?

— Ну да.

— Ошибок много. В январе 31 день. И ты не учитывал високосные года.

Возвращает тетрадь Валерке. Тот вздыхает:

— Ещё больше получается. Дожить бы.

Я хлопаю Валерку по плечу.

— Ты вспомни, что говорил нам физрук: утром проснулся — километр пробеги. Задачку решил — сделай стометровочку. Перед сном — трусцой километра три. Так и доживёшь.

— А если многочлен разложить? — спрашивает Николай Иванович.

— Тогда нужно пару раз по сто метров.

— Кстати, о многочленах, — обращается Николай Иванович к Валерке. — Давайте к доске, молодой человек. Разложите нам квадратный многочлен, а потом можно и три раза по сто метров.

— Где его разложить? — спрашивает Валерка.

— Не где, а на что. На множители.

— А можно, я посижу и посмотрю?

— Можно и так, — говорит Николай Иванович. — Тогда пусть Зверев выйдет к доске.

Я вышел. А что было дальше, я рассказывать не буду.

Американский бутерброд

Я уже рассказывал, что рисовать не умею. А очень хотелось.

— Есть книги, где учат, — сказал Валерка. — Начни с кошки, её каждый может нарисовать.

Книгу я не нашёл и пришёл к папе.

— Ты рисовать умеешь?

— Смотря что. Схему укреплений могу. План линии обороны тоже могу.

— А кошку?

— Кто же не умеет рисовать кошку?

Папа взял карандаш, нарисовал два овала, раскосые глаза, уши, усы, точками обозначил нос и рот, в сторону вырос длинный хвост, внизу два кружочка с когтями. Кошка получилась.

— Нарисуйте сбоку хризантему, — сказала подошедшая мама.

— А что такое хризантема? — спросил я

— Это то, что кошки точно не едят, — сказал папа.

— Жаль, так было бы ещё красивее, — сказала мама и ушла на кухню.

— Ты всё понял? — спросил папа.

Я кивнул и отправился к столу. С овалами была просто беда. Я работал больше резинкой, чем карандашом. Глаза у кошки смотрели в разные стороны, а её хвост сгодился бы и для лисы.

— Мдаааа, — сказал папа. — Тебе ещё есть над чем работать. Собаку будем рисовать?

Я решил, что пока буду осваивать кошку. В конце концов хвост стал почти нормальным — не больше самой кошки. Вот с ушами была беда — они получились слишком большими. Тогда я подрисовал на концах ушей кисточки и принёс рисунок папе.

— Кисточки на ушах у рыси, у кошек кисточек не бывает, — сказал папа.

— Так я рысь и рисовал, — нашёл я выход из положения.

— Ну, если так…

На следующее утро я показал рисунок Валерке.

— Это рысь, — сказал я.

— Ой, — сказала