вас уже третий раз едва не порубали, обошло, в четвертый раз и вовсе обойдет. Черт, дали бы хоть вам винтовки. Да и вы хороши, берите винтовки у австрийцев. Уставом запрещено? Да плюньте вы на тот устав и вооружайтесь. Не слушайте Ширяева. Устав для умных людей, дуракам он без пользы. У меня маузер, тоже трофейный, а работает – я те дам! Живу и устав блюду.

У леса выли одичавшие собаки. Ждали ночи, чтобы выйти на поле боя и нажраться мертвечины. Козин с грустью слушал этот вой. А когда собака воет, по приметам, в доме должен быть покойник. Дьявол тоже выл, знать, быть Федору убитым. Страшился смерти, нагаданной Черным Дьяволом смерти. А ведь Дьявол выл от тоски по другу; жизни, а не смерти ему желал.

Подъехал Ромашка:

– Устин, тебя кличет поручик Шибалов.

– Скажи Ивану, что ночую у побратимов.

– Нельзя. Есть приказ нашему полку уходить на тот берег.

– А, чёрт! От этого боя не отошел, снова в бой. Возьми Коршуна, пусть коноводы почистят его от крови. Пешим добегу. Пошли, Туранов. Держитесь, побратимы! Нам умирать нельзя, нас ждет тайга, жёнки, матери. Будьте здоровы!

В ночь и дождь, уже не полк, а вся Уссурийская дивизия ушла за линию фронта. Перешла на ту сторону с боем, с грохотом. Ушла, чтобы всласть погулять по тылам противника, разбивая штабы, обозы, подходящие колонны резервистов, сея панику и страхи. Эта конная лавина предавала всё мечу и огню. Сдавались деревни, бежали сломя голову солдаты противника. По следам – кровь и стон.

Россия и Германия после нескольких недель войны оставили от действующих армий одни ошмётки. В дело пошли резервисты. Это тоже солдаты, но отвыкшие от винтовки и пулемета, разучившиеся драться. Привыкнут, научатся. Будут драться не хуже солдат-срочников, не хуже молодежи. Втянутся в коловерть войны, станут солдатами.

Кавполк Ширяева нацелился на деревню. Чистенькую, аккуратную галицийскую деревню. Но, по данным разведки, там остановился полк пехотинцев-резервистов. Ширяев этим пренебрёг, пренебрёг он и тем, что о его приближении противник знал. Дело в том, что по дорогам Галиции сновали на велосипедах мальчишки, и невдомек было русским, что это были разведчики. Здесь каждый был разведчик, и о каждом шаге русских противник знал, хотя не всегда мог противостоять их силе и натиску.

Это был безграмотный бой, который не мог простить себе Ширяев, за который он не был повышен в звании, не был награждён.

Резервисты густым огнем встретили полк. Артиллеристы накрыли конницу шрапнелью. Смешались ряды, подались назад русские. А следом уланы до двух рот. Шибалов, что шел слева, легко вывел свою кавроту из этого пекла, чтобы ударить уланов с тыла. Колмыкову приказал рассеять его взвод, затем собраться у леска, а когда Шибалов пойдет с тыла, ударить с фланга. Но тот либо не понял приказа, либо струсил и, шибко нахлестывая своего меринка, устремился за отступающим полком. Но шальная пуля сбросила его с седла. Гаврил Шевченок успел подхватить командира, бросил его в седло. А тут команду принял на себя Устин Бережнов, выполнил приказ поручика, вывел взвод за лесок.

Не разобрались в сумерках уланы, что у них на хвосте сидят русские. А когда пали задние и они решили развернуться, на них навалился взвод Бережнова. Всё враз смешалось. Опомнились остальные, повернули коней назад, в одночасье порубили австрийцев. И с ходу – на пулеметы, на винтовочные залпы. Ворвались в деревню, вырубили и постреляли всех, кто не успел скрыться под покровом ночи.

«Дикая дивизия», поработав по тылам, вышла на отдых и пополнение.

Верховный главнокомандующий великий князь Михаил прибыл в дивизию, чтобы наградить героев. Устин Бережнов, Гаврил Шевченок, Костя Туранов, Игорь Ромашка получили золотой крест Георгия в числе первых. Но от этого не было радостно. А причина была вот в чём.

Князь Михаил, высокий и худосочный, шел по фронту будущих георгиевских кавалеров, нервно совал руку в мужицкие руки, пахнущие по́том, человеческим и конским по́том, передавал крест адъютанту, который пришпиливал их к вонючим кителям. Похоже было, что Главнокомандующему скучно вручать награды, которые честно добыли в боях его воины, досадно, что эти награды не спасут Россию от разгрома. Тогда зачем кресты, если русские терпят одно поражение за другим? Победы на австро-венгерском фронте не радовали великого князя. Он понимал, что это временные успехи, что скоро германцы одумаются, подбросят свежие дивизии, и русские покатятся назад.

И все почувствовали никчемность и комедийность этой церемонии. Когда князь поздравил Бережнова, тот даже не прокричал, что он рад стараться, готов отдать свою жизнь за веру, царя и отечество. Он только кисло улыбнулся, такой же улыбкой ответил ему князь. Они будто поняли друг друга, князь махнул белой рукой и прошел к другому коннику. Стало скучно и обидно.

Об Устине Бережнове заговорили в дивизии и о том, что он ничего не ответил князю, и о том, что он, и верно, герой, может стать хорошим командиром. Грамотен. Стоило подумать. Но только эта выходка при награде пока сдерживала генерала Хахангдокова повысить Устина в чин унтер-офицера. Говорили и другое, что Устин Бережнов и его конь Коршун заговорены колдуном Макаром Булавиным от пуль и от сабель, от гранат и снарядов. Никто из говорящих не пытался узнать, когда погиб Макар Булавин, что за человек был Макар Булавин. Никто не подумал и о том, что человек и конь боролись за жизнь всеми для них доступными средствами. А главное, что любили друг друга, верили: человек – коню, а конь – человеку.

Второй золотой крест Георгия вручал сам Николай II. К этому кресту Устин был представлен за спасение в одном из боёв подполковника Ширяева, за проведённые самостоятельно, без командира Колмыкова разведки, где были пленены два генерала и майор.

Царь был росточком мал, рыж, но не столь скучен, как великий князь Михаил. Он весело поздравил боевых уссурийцев за их победы над врагом российским, выразил уверенность, что и впредь славные воины будут так же бить врага, защищать свое отечество. Даже больше: он, поздравляя с наградами казаков и кавалеристов, дважды награжденных Георгиевскими крестами, обнимал их, похлопывая по спине. То же сделал и с Устином. Сам пришпилил крест и с некоторой истеричностью прокричал:

– Рад, что не перевелись на Руси герои! Так я говорю, казак?

– Не перевелись, ваше величество, – улыбнулся Устин.

– Так и впредь служить, бить общего врага!

– Рад стараться, ваше величество! – гаркнул весело Устин.

– Спасибо, прапорщик…

– Бережнов, – подсказал генерал Хахангдоков. – Но он ведь всего лишь вахмистр.

– Не мешайте, генерал, – отмахнулся