— Да чего здесь допонимать? — обреченно простонал он. — Неужели ты веришь этой паскуде?

— Да! Я ей верю! — торжественно продекламировала Светлана Петровна.

— Удавлю крысеныша!

«Еще хоть раз дернешься на меня, — подумала Тамара, — и я сварю тебе яйца вкрутую».

— Смотри, как бы самому не пришлось лезть в петлю! Ты просто решил оставить девчонку себе как наложницу. Так вот, имей в виду: не получится! Если произойдет еще что-то в этом духе, я от девки избавлюсь! А тебя сгною в тюрьме! Всё понял, мерзавец?

— Всё, — всхлипнул дядюшка. — Света, давай забудем про это. И не будем ругаться.

Дальше Тамара не слушала. Что-то ей подсказало, что скандал подошел к завершению — жаль, что так быстро. Она поспешила вернуться в свою комнатушку. Легла на кровать, положила перед собой раскрытую книжку и принялась еще раз прокручивать в голове подслушанный разговор:

«А все-таки классно домоправительница отдрючила этого идиота! Как ловко она подловила его на красных трусах! Сразу чувствуется училка! Любому следователю даст сто баллов вперед! А чего она там болтала про какое-то дело, которое дядюшка провернул так неуклюже? Что за дело? Что-нибудь по установлению надо мной опеки? А может, это связано с моим наследством, которое они надумали прикарманить? И как намерена фрекен Бок избавиться от меня, если произойдет еще что-то в этом духе? Убьет? Навряд ли. Какая бы она тварь ни была, но на такое она не способна. Отдаст в интернат? Вот на это похоже. И еще, почему дядюшка может попасть в тюрьму? Интере-е-есно! Надо бы разузнать обо всем этом побольше. А еще спросить у Кирилла, кто такая наложница.

Светлана Петровна, позволив себе на какое-то время расслабиться, даже вызвав у Тамары мимолетную вспышку симпатии, вскоре вновь стала самой собой — Толстой Задницей, властной и непримиримой. И, словно стремясь поскорее уничтожить в Тамаре проблеск добрых чувств к себе, включила изощренную фантазию по части запретов и с фанатичным энтузиазмом взялась за Тамару.

И получилось так: если раньше домоправительница лишь подавляла, то теперь она объявила девочке настоящий террор.

Впрочем, обо всем по порядку.

Тамара предчувствовала, что разгоряченная Светлана Петровна и свежеотдрюченный дядя Игнат только и ждут повода, чтобы, заключив перемирие, спустить пар и выплеснуть всю агрессию на нее. И, не рискуя попадаться им на глаза, она сидела у себя в комнатушке до тех пор, пока не услышала внизу голоса вернувшихся с покоса родителей фрекен Бок.

«Прибыло подкрепление, — обрадовалась Тамара и поспешила вниз, уверенная, что при стариках ни дядя, ни его слоноподобная половина слишком сильно наседать на нее не посмеют. — Можно выходить из укрытия».

— Тетя Нюра, — она приоткрыла дверь, заглянула на кухню. Толстуха с родителями, что-то оживленно обсуждая, втроем сидели за кухонным столиком. Тамара отметила, что дядюшки с ними нет. «Гасится, сволочь! — злорадно подумала она. — Наверное, тоже порой умеет испытывать стыд». — Теть Нюр, я к девчонкам. Ладно?

— Иди, — улыбнулась Анна Ивановна.

И тут же на это «Иди» наложился грозный окрик:

— Постой! Подойди сюда!

«Черт! — беззвучно процедила сквозь зубы Тамара и обреченно перешагнула через порог. — Тебе-то что надо? Сиди и жалуйся предкам на своего муженька-извращенца. А меня оставь в покое, хотя бы пока не вернусь в Ленинград».

— Да, Светлана Петровна. Я просто хочу пойти погулять.

— Но прежде объясни мне, что значит это фамильярное «теть Нюр»? Не Анна Ивановна, а «теть Нюр»? Какая она тебе тетя?

— Погоди, Света, — поспешила встать на защиту Тамары хозяйка. — Я сама попросила ее обращаться ко мне именно так. И, насколько я помню, в твоем присутствии, когда ты здесь была в прошлый раз. Ты на это не обращала внимания. А что изменилось сейчас?

«А то, — горько усмехнулась Тамара, — что она нагуляла аппетит за эти полтора месяца. Ей надо срочно кого-нибудь съесть! Ей нужна я! Потому, что лишь я могу утолить голод этой садистки!»

— Возможно, тогда я пропустила это мимо ушей, — не смутилась вмешательством матери домоправительница, — но сейчас я настаиваю на том, чтобы больше не было никаких «теть Нюр» и «дядь Петь». Никаких панибратских отношений со взрослыми. Объясни, почему ты сейчас, собираясь к подругам, поставила в известность… даже не попросила разрешения, а просто поставила в известность не меня, а Анну Ивановну? Потому, что она тебя балует? Потому, что она добренькая, в отличие от злой Светланы Петровны, и не будет возражать против твоих постоянных шатаний по улице?

— Я просто привыкла обращаться к теть… к Анне Ивановне, — поправилась Тамара. — А то, в какой форме я попросила разрешения отлучиться к соседям — разве есть разница?

— Вот так эта дерзкая сопля разговаривает со мной постоянно. — Домоправительница покачала лошадиной башкой. — Ты ей слово, она тебе десять. Никакого почтения, никакой благодарности. Одна только неприкрытая ненависть к тем, кто искренне хочет ей помочь… Любое проявление заботы этой девчонкой истолковывается только превратно.

— Про проявление заботы я уже слышала от дяди Игната, когда он в бане кривлялся передо мной в своих красненьких плавочках. И грозился отхлестать меня веником, — не удержалась Тамара от того, чтобы не двинуть толстуху в самое больное место. И тут же в ужасе шарахнулась в сторону…

Светлана Петровна с размаху обрушила на стол свой пудовый кулак и с удивительной для ее массы резвостью вскочила на ноги. Отлетел в сторону опрокинутый стул. Испуганно уставилась на взбешенную дочку Анна Ивановна. Удивленно крякнул Петр Тимофеевич.

— Ты еще смеешь скалить зубы! У тебя еще достает наглости вслух припоминать эту историю с баней, которая на девяносто процентов состоит из вранья!

— Неправда!

— Правда! — Домоправительница постаралась взять себя в руки, даже поставила на место стул и, сбавив на несколько децибелов громкость, обратилась к родителям: — С баней я разобралась. То, что кто-то пытался над ней надругаться, — Светлана Петровна смерила строгим взглядом Тамару, — это плод ее больного воображения. Уж кому как не мне, это знать… Игнат в предбаннике забыл сигареты, вернулся за ними и имел неосторожность спросить через дверь, как у девчонки дела. Уж не знаю, что при этом ей взбрело в голову, но она выскочила из парной и плеснула в него из ковшика кипятком.

— Враки! Все это враки, и вы это отлично знаете! Но я не буду пытаться что-нибудь доказать. Все равно лбом стену не прошибешь. Все равно поверят не мне, а вам, Светлана Петровна. И дяде Игнату, хоть даже он меня изнасилует.

— Мразь! — на этот раз Светлана Петровна не стала стучать кулаком по столешнице и опрокидывать стулья. Она даже не выкрикнула: «Мразь», она это прошипела.

— Я знаю. Вы мне это уже не раз говорили. — «Если что-то и делать, то доводить до конца, — подумала Тамара, — если и портить отношения с жирной свиньей, то портить их окончательно.» И спросила скорее для смеху, нежели рассчитывая получить разрешение: — Так я схожу подышать свежим воздухом?