Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нее началось уже давно? – спросил Брентворт, как будто знал, что Страттон хочет поговорить на эту тему.
– Три часа назад.
– Насколько мне известно, подобные вещи могут занимать много времени.
– Надеюсь, все-таки не слишком много. Я сойду с ума.
– Не стоит углубляться в эти мысли, а то покажется, что время остановилось. Лэнгфорд, отвлеки его. Расскажи ему о… ну, я не знаю, что-нибудь занимательное. Ах да! Расскажи ему о том интересе, который вызвала твоя речь в парламенте.
– Почему бы тебе не рассказать ему о своих последних ссорах с любовницей? Это гораздо увлекательнее – по крайней мере, так думают в свете.
Взгляд Брентворта помрачнел.
– Не было никаких ссор. Элементарное недоразумение, вот и все.
– А я слышал совершенно иное.
– Ты мог слышать об этом только от меня, а я именно так все и охарактеризовал.
– Я слышал об этом еще по меньшей мере от пяти человек, и они излагали точку зрения, которая значительно отличается от твоей.
– Каким образом? – спросил Брентворт холодным и резким тоном, который не предвещал ничего хорошего. Диалог двух друзей действительно отвлек Страттона от его мучительных раздумий: он наблюдал за ними с интересом.
Габриэль откашлялся, затянулся сигарой и отпил немного виски. Паузы выводили Брентворта из себя.
– Говорят… – Он сделал очередную затяжку, чтобы позлить Брентворта. – Говорят, из-за ваших разногласий она хотела порвать с тобой, но тебе удалось вымолить прощение.
– Что за чертовщина! – воскликнул Страттон и повернулся к Брентворту в ожидании его ответа.
– Что за чертовщина! – эхом отозвался Брентворт, глухо и мрачно.
– А еще говорят, что в качестве извинения ты вручил ей жемчужные серьги…
– Проклятье! Ничего подобного я не делал.
– Ну, я всего лишь повторяю то, что говорят. Если ты изложишь нам свою версию, буду только счастлив опровергнуть любые сплетни на сей счет.
– Я не собираюсь обсуждать это…
– Да-да, мы знаем. Поступай как хочешь. А она тем временем сотрет в порошок твою такими трудами созданную репутацию самого искусного соблазнителя женщин.
– Кто же может воспрепятствовать леди спасти собственное лицо, пусть даже путем беспомощной лжи?
– Ты хочешь сказать, что все-таки бросил ее?
Брентворт едва заметно кивнул:
– Сережки были подарком на память о былой любви.
– Но разговоры в клубе, пересуды светских кумушек… Это нельзя сбрасывать со счетов, – заметил Габриэль.
– Все через день забудется, – попытался успокоить спорщиков Страттон. – Существуют вещи и похуже мнения света о том, кто кого бросил: мужчина или женщина.
Брентворт все еще выглядел рассерженным и посылал в сторону Габриэля, угрожающие улыбки.
– Ну, если уж ты начал развлекать Страттона в сложное для него время, тебе следует продолжить.
– У меня нет больше ничего интересного для него.
– А почему бы тебе не рассказать о твоей пастушке?
Габриэль затянулся сигарой.
– О пастушке? – с любопытством переспросил Страттон.
– Он встретил ее на маскараде, – пояснил Брентворт. – Девица преследовала Гарри, и он бросился ему на выручку. Затем он заманил ее на террасу, а оттуда – в сад. Относительно того, что происходило там… – Он взмахнул сигарой, намекая на нечто в высшей степени пикантное.
– И что же? – Любопытство Страттона нарастало.
Габриэль откашлялся.
– Ничего особенного не произошло. История очень короткая.
Как правило, он не останавливался перед тем, чтобы во всех подробностях расписать друзьям свои приключения с женщинами, но на сей раз подобного желания у него не возникло. Во-первых, эта история явно не делала ему чести. Кроме того, он не мог избавиться от неприятного ощущения, что его незнакомке действительно угрожала какая-то опасность.
Возможно, это были только его фантазии. Вне всякого сомнения, она либо считала его идиотом, либо начала какую-то большую игру. Если верно второе, следующий ход оставался за ней.
– И все же теперь он не пропускает ни одних женских губок и подбородков, куда бы ни шел. Ведь это единственное, что не было закрыто маской и что он смог разглядеть, – пояснил Брентворт. – Когда мы ехали сюда, он занимался тем же самым.
– Клянусь, ты иногда не лучше какой-нибудь старой тетушки. Я всегда обращаю внимание на женщин. Я никого специально не выискивал.
Конечно, он лгал. Он постоянно пытался воспроизвести в памяти ее лицо, хотя у него было очень мало впечатлений для этого, ведь тем вечером он видел ее только в полутьме библиотеки. Шаль лежала у него в гардеробной, хотя ее давно следовало бы выбросить.
– Как ее зовут? – спросил Страттон.
– Я не знаю.
– Для поцелуев в саду не нужны имена, – заметил Брентворт.
– А ты ее видел после этого? – спросил Страттон.
Габриэль делал вид, что рассматривает книги. Брентворт посмотрел на него, затем наклонился ближе, чтобы пристальнее взглянуть ему в лицо.
– Черт, наверняка он встречался с ней еще раз, – воскликнул Брентворт. – У тебя было с ней свидание, не так ли? И тем не менее ты все еще не знаешь ее имени?
– Очень короткая встреча. И очень приличная. Перестаньте улыбаться. Я могу быть благопристойным джентльменом, когда необходимо.
– И все-таки, я полагаю, встреча была не такой уж краткой, – сказал Страттон. – Ты планируешь новые мимолетные и чисто платонические свидания?
Это было уже слишком.
– Послушайте, я сейчас вам все объясню, но вы не должны никому об этом рассказывать, даже своей жене, Страттон. Это может меня погубить. Вы должны поклясться.
– Клянусь. Брентворт тоже клянется. Ты же нас знаешь. Мы люди слова в таких делах.
Габриэль поведал им свою историю. И она действительно оказалась очень короткой.
– Ты заснул? – переспросил Страттон. – Она пришла к тебе. Была у тебя. Ты целовал ее. И заснул? – Он повернулся к Брентворту, как будто не верил собственным ушам и требовал подтверждения.
– Вот это по-настоящему веселая история. Если в свете о ней узнают, моя интрижка померкнет на этом фоне, – воскликнул Брентворт.
– Я слишком много выпил. Она затянула песню, которая меня убаюкала, и… внезапно наступило утро.
– А ты проверил свои карманы? – спросил Брентворт. – Некоторые шлюхи…
– Конечно, я проверил, не похищено ли чего. Я не зеленый юнец, тетушка. Обшарил одежду, комнату, серебро. Все на своих местах. И я же сказал вам: она не шлюха. В этом по крайней мере я уверен.