работа, в основе которой лежала материальная заинтересованность, не сплачивала, а разобщала. Воспитательные возможности такой работы очень спорны и противоречивы. Естественно, дело кончилось довольно печально.

Несколько дней тому назад мы должны были (как обычно, по субботам в дни летней практики) встретиться и пойти погулять. В этот день меня искали ребята Н.Пушкова и В.Восков, чтобы кое-что сообщить. Это «кое-что» их очень смущало. Мы случайно встретились у больной Людмилы Андреевны, и ребята сказали, что вместо прогулки они решили сегодня устроить вечер. Это сообщение было для меня полной неожиданностью. Именно сегодня, на прогулке я хотела предложить учащимся из заработанных денег помочь Л.А. на лечение и отдых…

Более того, я знала, что им еще не выдали денег, что еще не вся работа закончена. Нужно было разбросать уголь, уравнять в шахте. Какой вечер? Зачем? Ведь год учебный еще не кончен? Валя и Нина были смущены. Они со мной согласны, вечер совсем некстати, но что поделаешь, решили… Кто решил? Симонов и Салосин.

Решено вначале потратить на вечер 200 рублей. Потом выяснилось, что у Божинского «одолжили» 300.

Это уже возмутило. Триста рублей из пятисот «прокутить» так просто, без причин. «Пропить» заработанное, что может быть противней. Категорически отказалась принять участие в этом с позволения сказать «мероприятии».

Вот она психология «левых» заработков, вот итог энтузиазма, пота, усталости. Вот тема для долгой разъяснительной работы по поводу гнилых «традиций». Не знаю, не уверена, что беседа может помочь преодолеть этакое, закоренелое. Права ли я была, когда не вмешалась в их денежные операции. Как быть здесь с их самостоятельностью?

Учитель — человек, а не гранитный столб

16 июня 1959 года

Сегодня делала доклад о воспитательной работе в секторе истории ИМО. Делать такой доклад легко и приятно. Ушла с целой кучей комплиментов и довольно дельных верных замечаний. Слушали ученые. Трусила. Получилось хорошо. Они все люди, их волнуют те вопросы, которые волнуют меня. Хочется жить и работать.

Это оказывается не просто мои чудачества, как говорит мама, а очень важные проблемы, которые обязаны решать учителя.

«И это замечательно!» — как сказал уважаемый А.И.Стражев.

У меня неважно прошел экзамен в 10 классе «Б»: устали, волновались, заикались, плохо соображали. Помню этот нехороший день. После экзамена осталась одна, усталая опустошенная. Откуда ни возьмись «мои»: Люся, Нина, Валя. Стали около, молчат, понимают, что мне тяжело. В результате я заплакала, было жаль себя… Ребята молчали. В коридоре они сказали: «Перестаньте плакать, Серафима Григорьевна. Их уже нет. Они ушли. Остались мы. На будущий год мы сдадим блестяще». И я перестала плакать.

«Ах, как не педагогично, — скажет мастер-учитель, — показывать учащимся свои слабости». Ничего страшного не случилось, все в человеческой норме. Учитель — человек, а не гранитный столб. Он имеет право переживать как все люди. Я не страшусь, что учащиеся увидели мои слезы и не боюсь из-за этого потерять авторитет у них. Постараюсь, конечно, в следующий раз держать себя в руках крепче.

Узурпирую власть

18-го июня было последнее интересное собрание.

7 июля 1959 года

Мы решили проделать такую работу: бюро комсомольской организации класса составляет каждому характеристику, честную без прикрас. Затем на собрании каждая характеристика подвергается анализу и обсуждению. Наконец характеристика утверждена, и ее откладывают до конца будущего года. В конце года ее снова обсудят и оформят как официальный документ с печатями и подписями.

Это не мной придумано. Так происходит например с аттестацией студентов в Менделеевском институте. Что здесь важного. Прежде всего:

У бюро:

А) уважение, доверие к бюро класса, которое дает характеристику комсомольцу;

Б) анализ характера и поведения товарища по классу, в ходе составления характеристики, суждения о товарище, проверка, «подчищение» себя;

В) ответственность за правду: избежание предвзятости, действительная сумма положительного и отрицательного, желание помочь товарищу, исправить ошибки.

У класса:

А) очень острый момент проявления общественного мнения, суждения;

Б) возможность организации большего товарищества, сплачивание коллектива, жизни в нем «по всей совести»;

В) серьезное обдумывание черт характера своих и товарищей (ибо часто поступки не ведут к анализу, даже мораль учителя не всегда приводит к обдумыванию, к личным выводам);

Часто понятия в книгах о герое — льстив, искренен, самолюбив, честолюбив, волевой, бесхарактерен, эгоист, мещанка, самоотвержен — проходят мимо сознания, не вызывая личного отношения, и очень часто эти характеристики не понятны (после собрания, в момент собрания вопросы: что такое честолюбие, тщеславие, кого называют циниками).

Д) после обсуждения характеристик выводы: все ребята нашего класса имеют много положительных черт, но и много отрицательных. Есть ребята более положительные, есть более отрицательные.

Опасность или то, что необходимо избежать:

А) Примирение с недостатками — «Какой уж есть, что поделаешь»;

Б) Дальнейшее выпучивание, подчеркивание того, что было вскрыто на собрании;

В) Недовольство кажущейся (или действительной) неправдоподобностью характеристики, преувеличение, преуменьшение положительного, отрицательного.

Собрание ждала с трепетом. Я трусиха. Бюро сначала самостоятельно готовило предварительные характеристики. Они получились лаконичные (просто неполные) и злые. Вот несколько таких записей:

Горбунов: «Играет не только на сцене, но и в жизни почти постоянно. Ломака.»

Колосков В.: «Опустился. Кривляка. Изредка проявляет эгоистические наклонности. Замкнут, злопамятен. Отзывчив в душе. Честен. Аккуратен. Воображала.»

Лобанов А.: «Трудолюбив. Целеустремлен. Замкнут. Труслив. Самолюбив. Груб.»

Меренков К.: «Ленив. Трус. Врун. Не имеет своего мнения.»

В основном, главном бюро было право. Но такие характеристики обсуждать было нельзя, и я, взяв их записи, начала вместе с ними обсуждать каждую характеристику. Приходилось вспоминать и о том, что Горбунов прекрасно организовывал школьный театр и что Меренков очень активно участвовал в концертах самодеятельности, что М.Тужилкова великолепно организовывала сбор средств на подарки «рожденным» и что Смирнов оформлял стенды «Путешествие в семилетку» и стенды для химического кабинета.

Нашлись добрые слова для каждого. Чувствовала, что это вызывает у бюро удивление и радость.

Были жаркие июньские дни. Ребята изнывали в цехах, уставали; после работы ездили купаться… Прибегала Н.Пушкова, наш секретарь и, широко открыв глаза, с тревогой докладывала: «Собрание не выйдет, Серафима Григорьевна, они не хотят. Кузнецов говорит: «Уроки уже кончились, какое может быть еще собрание». Лобанов машет рукой «вот ещё чего придумали!» Ой, никто не придет на собрание. Знаете, мне кажется, они боятся коллективного обсуждения». Звонила Марина: «Они не хотят собрания». Они — это значит Смирнов, Симонов, Меренков и др.

Не скрою,