Гидеон уселся поудобнее и вопросительно посмотрел на нее. Если бы она заметила в нем хоть малую толику осуждения или гнева, она не стала бы ему ничего говорить. Но он выглядел заинтересованным, спокойным и способным помочь.

Чариз заерзала, испытав угрызения совести из-за того, что лгала ему.

— А почему, собственно, вы хотите мне помочь? Из-за меня у вас одни неприятности.

Гидеон снова улыбнулся:

— Верно.

— И?

Он пожал плечами:

— Я по собственному опыту знаю, каково это — быть одному против целого мира. Мне бы очень не хотелось, чтобы с вами случилась беда лишь потому, что вас некому защитить.

— Что с вами произошло? — спросила Чариз.

Он тихо засмеялся:

— О нет, миледи. На этот раз допрос веду я. Кто вас обидел?

— Мои братья. Они пытались заставить меня выйти замуж за транжиру и мота. Я знала… что не смогу с ним жить.

Она сжала кулаки. Она чувствовала себя неуютно и странно, исповедуясь мужчине, особенно если учесть, что с тех пор, как сводные братья избили ее, прошло совсем немного времени.

— Когда они поняли, что я отказываюсь им подчиниться, они прибегли к более действенным методам убеждения.

Близко к правде. Достаточно, чтобы успокоить совесть.

Выражение лица сэра Гидеона оставалось бесстрастным. Поверил ли он ей?

— Почему ваши братья так настаивают на том, чтобы вы вышли замуж именно за этого мужчину?

Он спрашивал спокойно, без пафоса, и его тон заставил Чариз успокоиться. Кулаки ее медленно разжались.

— Они задолжали ему денег. Мое наследство перейдет к моему мужу или останется мне, если я перешагну порог совершеннолетия, не выйдя замуж.

— Когда вам исполнится двадцать один год?

— Первого марта.

— Осталось всего три недели.

— Поэтому братья и торопятся, — сухо заметила Чариз.

— Негодяи, — процедил Гидеон сквозь зубы.

Она неправильно расценила его спокойствие. Теперь, вглядевшись в него пристальнее, Чариз поняла, что он в ярости. Как в тот момент, когда, спасая ее от матросов в Портсмуте, беспощадно расправлялся с ними.

— Простите, что лгала вам, — прошептала Чариз, избегая его взгляда.

— Вы оказались в опасности, и у вас не было причин мне доверять.

— Если не считать того, что вы спасли мне жизнь, — едва слышно произнесла Чариз.

«Если не считать того, что вы прекрасный человек, красивый и храбрый. И я держала вас в объятиях, когда у вас был приступ. Я смотрела на вас спящего всю долгую зимнюю ночь. Вы заставляете мое сердце взволнованно биться, и я едва могу дышать, когда смотрю в ваши глаза».

— Для меня это пустяк.

— Зато для меня не пустяк.

Она вскинула подбородок.

— Мисс Уотсон, мне не нужна ваша благодарность, — бросил он.

Его слова причинили девушке боль, но она виду не подала. Не сказала, что останется ему благодарной до конца своих дней.

Наступила неловкая пауза.

— Могу предположить, что кто-то еще, помимо ваших братьев, может осуществлять надзор за вашим состоянием, пока вы не достигли совершеннолетия. Почему вам не обратиться к этому человеку? — снова заговорил Гидеон.

— Мои попечители заявляют, что ничем не могут мне помочь. — Голос ее был хриплым от досады, которую она все же почувствовала, когда он отказался принять ее благодарность. — Мои братья убедили их, что я взбалмошная и легкомысленная и что за мной нужен глаз да глаз.

Сколько бессонных ночей она проклинала бесхребетных поверенных в конторе «Спенсер, Спенсер и Кроссхилл». Старик Кроссхилл был другом ее отца, но четыре года назад он умер. Его племянник посоветовал Чариз принять то, что спланировали для нее сводные братья, с подобающей женщине покорностью.

— Никто из родственников не предложил вам убежища?

— Никто. Поверьте мне, сэр Гидеон, я перепробовала все. Осталось лишь одно. Вы высадите меня в следующем относительно крупном городе, который встретится нам на пути?

— Что вы задумали?

— Мне придется избегать братьев лишь до первого марта. Если вы одолжите мне несколько шиллингов, я верну их вам, как только войду в права наследницы.

— Мисс Уотсон.

— Я не способна оплатить свои долги немедленно…

— Мисс Уотсон, — прервал ее Гидеон.

Чариз умолкла, едва сдерживая слезы. Она не хотела устраиваться в незнакомом городе в одиночестве. Еще меньше ей хотелось расставаться с сэром Гидеоном. Меньше чем за двое суток, он стал едва ли не главным человеком в ее жизни! Это казалось абсурдным. Нереальным. И опасным.

— Боюсь вас разочаровать, но я не намерен оставлять вас одну без защиты в незнакомом месте, даже снабдив деньгами. Выгляните из окна, милая. Мы уже давно в Корнуолле.

Чариз судорожно сглотнула. В душе ее пробудилась слабая надежда.

— Вот как.

— Мы находимся неподалеку от моего дома. Надеюсь, вы примете мое предложение предоставить вам убежище.

Гидеон полагал, что мисс Уотсон начнет возражать. Ведь только вчера она, буквально рискуя жизнью, стремилась убежать от него. Однако сейчас девушка повернулась к нему и кивнула.

— Я принимаю ваше великодушное предложение, сэр Гидеон. Благодарю.

Ее густые ресницы опустились, бросив тень на ее глаза, которые приобрели оттенок малахита. Глаза у нее были необычайной красоты, и Гидеон не мог этого не заметить.

— Надеюсь, ваша доброта ко мне не обернется для вас бедой.

Опять эта проклятая благодарность. Гидеон пробурчал в ответ что-то невразумительное.

— Не уверен, что вы по-прежнему будете считать меня добрым, когда увидите мой дом. Я не был там с тех пор, как уехал шестнадцатилетним подростком. И даже тогда он был далек от роскоши. Одному Богу известно, в каком состоянии это место сейчас.

Если верить нотариусам отца, старый особняк все еще стоял, как стоял он все четыре сотни лет, обдуваемый ветрами и поливаемый дождями. Однако они не могли ничего сообщить ему о том, в каком состоянии находится его собственность. И судя по тому, что Гидеон сумел прочитать между строк всего этого юридического словоблудия, дом его совсем обветшал.

Ни его отец, ни старший брат, насколько Гидеон понимал, не проявляли особых талантов в управлении имением. Едва ли что-либо изменилось с тех пор, как ненавистный младший сын сэра Баркера Тревитика уехал в Азию и пропал там. До того, как сломать себе шею в пьяном угаре во время охоты, сэр Баркер даже не знал, жив ли его второй сын или мертв. Впрочем, его это едва ли волновало. В то же время он был уверен в том, что фамильное достояние перейдет в надежные руки Гарри.