02 часа 22 минуты

Сейхан очнулась, однако глаз не открыла.

Еще сонная, она притворилась спящей – после многолетних тренировок инстинктивно чувствовала, что двигаться нельзя. Пока рано. Осторожно стала прислушиваться к ощущениям. Во рту – сухость и металлический кислый привкус. В желудке крутит.

Чем-то накачали…

Захлестнула волна воспоминаний:

…парадная дверь внезапно распахивается;

…в дом вламываются люди в масках;

…со стороны черного хода тоже раздается шум.

В момент нападения она лежала на диване. Кэт пошла на кухню за бокалом вина для себя и газированным яблочным соком для нее. Они уложили девочек спать на втором этаже и планировали закончить упаковку подарков. А еще Сейхан хотела выведать у Кэт тайну: каково это – быть матерью.

За ужином Кэт уже помогла ей успокоиться. Пока Сейхан читала книгу про беременность, загибая особенно интересные страницы, Кэт дала несколько практических советов: перед сном смазывать кремом под подгузниками, чтобы ночью не пришлось менять их слишком часто, а когда режутся зубки, дать пожевать холодное полотенце, смоченное чем-нибудь солененьким – например, рассолом от маринованных огурцов.

Главная же рекомендация сводилась всего к двум словам: без паники.

Кэт пообещала всюду сопровождать Сейхан: и в родильной палате, и в послеродовом отделении. И добавила: «Даже в первый день пойду с тобой в детский сад. Отпустить малыша – самое трудное».

Сейхан с трудом во все это верилось. Она постоянно воображала, как сбежит из палаты после родов, оставит малыша Грею и исчезнет. Какой матерью она станет для ребенка?

После того, как ее маму увели из дома в Юго-Восточной Азии, девочка скиталась по трущобам Бангкока и задворкам Пномпеня, полудикое дитя улиц. Тогда она освоила базовые навыки своего будущего ремесла.

Выживание требовало быть бдительной, хитрой и жестокой. Однажды ее пригласили в подпольную организацию, известную как «Гильдия». На этой службе она отточила свое мастерство и превратилась в бездушную наемницу. Только предав и уничтожив свою организацию, Сейхан удалось найти успокоение и встретить того, кто полюбил ее, захотел создать с ней семью и провести вместе всю жизнь.

Хотя паранойя и подозрительность были у нее в крови, беременная, она решила не позволять этим токсичным привычкам передаться ребенку. Даже, напротив, расслабилась, да так не вовремя…

И вот что из этого вышло!

Когда выломали входную дверь, Сейхан соскочила с дивана, выдернула из ножен на запястьях кинжалы, и в воздухе заплясали лезвия. Один пронзил грудь первого нападающего, отчего тот шагнул назад и рухнул на елку – рождественское дерево завалилось на пол, – а второй полетел в вооруженного человека в маске, бросившегося вверх по лестнице.

За девочками пошел…

То ли из-за паники, то ли живот помешал, но в цель Сейхан не попала. Клинок воткнулся в перила, а мужчина исчез на втором этаже.

И начался ад.

В пылу схватки она не почувствовала укол дротика с транквилизатором. Сердце бешено гнало кровь, поэтому успокоительное подействовало быстро. Происходящее вокруг словно замедлилось, все стало как в тумане. Ее подхватили чьи-то руки и потащили по полу.

Кто-то сказал:

– Осторожнее с животом. И больше никаких транквилизаторов.

Из кухни доносились лязганье кастрюль и звук разбитых тарелок.

Кэт… защищается… борется за дочек…

И темнота.

Налет был слишком хорошо скоординирован. Штурмовой отряд с военной подготовкой. Вопрос: кто они? Длинный список врагов Сейхан уходил корнями в далекое прошлое. Даже в «Моссад», политической разведке Израиля, все еще действовал приказ стрелять в нее на поражение.

Ее тело было расслаблено, но чутье напряжено. Лежала она, похоже, на койке. Ни звука, ни шепота вокруг. Теплый воздух пах сыростью и плесенью. Подвал?

Сейхан незаметно пошевелила руками и ногами. Запястья и лодыжки ничего не натирало – ее не связали.

Когда действие седативных веществ закончилось и в голове прояснилось, она услышала чье-то слабое дыхание. И рискнула приподнять веки.

Единственная полоска света под металлической дверью у подножия железной койки. Стены из бетонных блоков. Окна отсутствовали. Сейхан слегка повернула голову. В крошечном помещении стояли еще две кровати меньшего размера. Одеяла прикрывали маленькие тела. Детская ручка приподнялась вверх, словно сдаваясь, а затем вновь упала.

Знакомые танцующие олени на рукаве.

Пенелопа, шестилетняя дочка Кэт…

Значит, рядом с ней Харриет.

Сейхан открыла глаза шире, чтобы боковым зрением оглядеть всю комнату. Там стояла еще одна кровать, пустая, с подушкой на застеленном одеяле.

Узниц было только трое.

Где мама девочек?

Сейхан вспомнила отчаянные звуки борьбы на кухне и испугалась самого худшего. Беспокоясь о детях и решив, что притворяться больше не надо, она скатилась с койки и убедилась, что и тот, и другой ребенок дышит. Будить не стала.

Тоже под транквилизаторами…

Сейхан присела между их кроватями. Ее переполнял гнев. Она защитит девочек, несмотря ни на что. Но от кого и от чего?

Ответ пришел, когда открылось окошко в металлической двери. Сейхан ослепил яркий свет, и она предстала перед стоявшим снаружи человеком как на ладони.

– Уже проснулась, – удивленно произнес мужчина.

– Я же говорила.

Услышав голос, Сейхан напряглась. Она слишком хорошо его знала.

Это я во всем виновата…

– Начнем на рассвете.

– Кто первый? – спросил мужчина у двери.

– Одна из девчонок. Чтобы лучше дошло.

25 декабря, 09 часов 22 минуты

по западноевропейскому времени

Лиссабон, Португалия

Может, хоть теперь ты успокоишься!

Мара поставила блюдце с молоком на подоконник. Тощая черная кошка, сгорбившись, сидела в дальнем углу ветхой пожарной лестницы. Девушка подвинула блюдце к ней поближе, но дикарка угрожающе зашипела, нервно дергая хвостом.

Хорошо, поняла…

Мара отошла назад, однако окно не закрыла. Утро стояло теплое, с моря дул соленый ветерок. Рождество здесь, конечно, совсем не ощущалось. В ее родной деревушке О-Себрейро снег мел весь декабрь, каждый год даря настоящее белоснежное празднество. В детстве ее раздражали царившая в поселке скука и скудное количество развлечений, но с каждым годом, проведенным в университете, Мара все сильнее скучала по простоте и размеренности повседневной жизни, свойственной скорее миру природы, нежели крупному городу.