– Ах, это. Откуда мне помнить прошлогодние разговоры? Я не могу заглянуть в гробницу – дурное вуду и смертельное проклятие в глаза таращатся, – но здравый смысл подсказывает, что Марикета умирает.

– Умирает? Как? – прохрипел Бауэн так, что его реакция насторожила Лахлана.

– Потому что, мой птенчик, юная Марикета Долгожданная еще не обратилась. Она все еще… смертная.

Над головой просвистела еще одна машина.

Продираясь сквозь чащу, Бауэн кромсал мачете сплетение лиановых стволов. Тропинка к гробнице, прорубленная несколько недель назад, уже заросла. За время его отсутствия между двумя людскими группировками разразилась война. Бауэну пришлось спрятать свой грузовик в нескольких милях от гробницы, потому что вдоль дорог солдаты закладывали мины.

Он сгорал от нетерпения, ему хотелось как можно быстрее добраться до Марикеты, но тело в теперешнем состоянии ограничивало его возможности, да еще мешал весивший более трехсот фунтов рюкзак с инструментами, которые пришлось взять с собой.

Пока собирался, процесс подготовки к путешествию помог Бауэну немного отвлечься, но во время полета от безысходности ему хотелось кромсать когтями обшивку самолета. Из сумки он достал записку Нике, адресованную Марикете Долгожданной. Поначалу он игнорировал валькирию, настоятельно требовавшую, чтобы он взял записку, но она рассвирепела так, что вокруг засверкали стрелы молний. Даже Реджин с ведьмами в страхе попятились.

В самолете он сломал черную восковую печать Нике и пробежал глазами странное содержание. Стишок о зеркалах, шепотах и тайнах, заставивший его невольно поежиться.

Чтение ничего не дало, лишь помогло скоротать время ожидания. Делать было нечего, и он размышлял, пытаясь разобраться в себе и понять, каких чувств в нем больше – ненависти к Марикете или страха за ее жизнь. Ненавидя ее за то, что она ведьма и что сделала с ним, Бауэн совсем не хотел, чтобы она умирала.

На ладони, сжимавшей рукоятку мачете, лопнула еще одна мозоль, но Бау, казалось, ничего этого не замечал. Все равно не мог поменять руки.

Хотя шансов на то, что Марикета жива, оставалось мало, он продолжал надеяться. Демон Ридстром имел репутацию беспощадного, но благородного воина. Бауэн знал, что у него с Кейдом были младшие сестры. Если Ридстром решил взять ведьму под свою защиту, то она могла пережить голод и школу инкуби.

Еще этот тревожащий интерес, промелькнувший в глазах Кейда. Он мог послужить причиной, по которой наемник вызвался оберегать ведьму.

При этой мысли мачете Бауэна с удвоенной силой обрушился на молодую поросль.

О чем только думала эта смертная малышка, вступая в состязание?

Проклиная идиотизм ее поступков, он не мог не восхищаться ее храбростью и отвагой – ведь она была еще так молода. Бауэн с самого начала это знал, но был потрясен, узнав, что ей всего двадцать три года. Она не только не успела перейти на ступень бессмертия, но не прожила даже трети смертной человеческой жизни.

Если Бауэн считал, что Эмма в свои восемьдесят хронологических лет слишком молода для Лахлана, то Марикета была просто младенцем.

Вдруг раздался истошный вопль. Из гробницы?

Бауэн бросился на крик, перепрыгивая через поваленные деревья. Он бежал так быстро, как позволяли раны, продираясь сквозь заросли, вместо того чтобы прорубать себе дорогу. Лианы цепляли его за руки и шею, обдирали кожу.

Когда он, наконец, прорвался через деревья, непосредственно окружающие гробницу, то услышал, что внутри идет настоящая война.

Сквозь новые трещины в камне пробивался белый свет, и все сооружение громыхало. Слышался рев Ридстрома, исполненный боли, визг лучницы, но голоса ведьмы среди общего гвалта он не различал.

Неужели уже поздно?

Как сможет он поднять этот чертов камень? Установка домкрата одной рукой займет слишком много времени. Может, у него получится поднять камень собственными силами? Но теперь он был в тысячу раз слабее, чем раньше. У него не было опорной площадки. Не было второй руки.

Наконец Бауэн уловил крик Марикеты – слабый, но пронзительный. У него не было времени анализировать огромное облегчение, которое он испытал, когда узнал, что она жива. Она была жива, ранена и нуждалась в помощи.

К чертям собачьим домкрат.

Запустив руку под запирающий камень, он поискал, за что ухватиться, и, услышав крик Марикеты, напрягся изо всех сил. Нет, не получится.

Черт. Если бы она и впрямь была его суженой, он поднял бы камень. Однако это не исключало возможности, что он сумеет это сделать и в том случае, если она не его пара!

Больше Мари не издала ни звука. Его пронзил страх… С диким рыком он снова напряг все силы… Камень шевельнулся, приподнявшись на дюйм, потом на два…

Он приподнял его всего на фут, когда через щель вытолкнули безжизненное тело.

Марикета? Да, хотя он едва узнал ее без чар гламура, скрывавших ее истинный облик.

Пока Бауэн боролся с камнем, инстинкт в голове отчетливо дал понять, заставив его вздрогнуть: «Твоя».

Почему он вдруг проснулся после стольких лет молчания? Откуда взялось это чувство, что она – его?

Нет, это ее колдовство вводит его в заблуждение. Но, даже признавая это, он с трудом подавил страх, когда увидел, в каком состоянии ее тело, и сконцентрировал слух на ее сердце. Оно билось неровно. Ее щеки провалились, губы были бледными, потрескавшимися. Изо рта вытекала струйка крови. Как у Марии, когда она лежала мертвая на снегу.

Он не мог держать камень дольше… Он должен был бросить его… но мешала ее нога. Пока он пытался отодвинуть ее в сторону своей ногой, борьба в пещере продолжалась. – Пригнись.

– Стреляй в них!

– У меня нет больше стрел!

Кончились стрелы? Но ведь у лучников волшебные колчаны, в которых стрелы никогда не переводятся.

– У меня тоже.

Женщина-эльф крикнула Кейду, чтобы помог. И секундой позже ее выкинули из пещеры с окровавленным луком на спине.

Затем, цепляясь когтями за камень, выкарабкались наружу Ридстром и Кейд. Не удостоив Бауэна взглядом, они побросали мечи и помогли поддержать камень, пока оставшиеся лучники не выскользнули наружу.

Тетива их луков в том месте, где ее натягивали, была испачкана кровью. С чем они там столкнулись?

Как будто в ответ на его вопрос из гробницы высунулась рука. Какое-то существо с серой мертвой кожей слепо, но безошибочно потянулось к ведьме. И вонзило когти в ее лодыжку. Мари не среагировала. Следом из гробницы высунулась вторая рука, пальцы которой сжимали… один из золотых головных уборов?

– Бросаем, – выкрикнул Бауэн, и все трое отпустили камень, отрубивший руки.

Бауэн припал спиной к запечатанному входу, чтобы отдышаться. Кейд бросился к Марикете, чтобы оторвать когти от ее лодыжки. Всю ее кожу покрывали многочисленные кровавые отметины. Бауэну не составило труда догадаться, что подобным образом ее часто перетаскивали с места на место.