Как померла Надюшка, я тетрадку-то ейную к себе в сундук заперла, от греха подальше. А открытки, что она с Москвы привезла, книгами заставила. Алька нашла, и меня прям огорошила. В Москву, говорит, поеду, когда вырасту. И глаза безумные, как у Надежды были. Ты уж смотри за ней, Игорь! Нечего в Москве этой делать – одно горе от нее нашей семье.

После того разговора Игорю и правда стало казаться, что Але угрожает опасность. Иногда, разглядывая любимые открытки, она необыкновенно оживлялась и рассказывала ему про Красную площадь и Арбат так уверенно, словно бывала там тысячи раз.

Аля, Аля… Никогда не знаешь, где найдет нас судьба. Лучше бы мы все втроем уехали в Москву, на поиски твоего непутевого отца и дедушки-профессора с иностранным именем… Мы бы их, конечно, не нашли. Но вы с Настенкой были бы живы…

Когда он вышел из метро, уже стемнело. Долго не мог отыскать нужный троллейбус, потом еще дольше ехал по удивительно ярко освещенным улицам. Боялся, что пропустит нужную остановку, и все время приставал с расспросами к пассажирам, пока миловидная пухленькая женщина лет сорока не успокоила его: «Да не волнуйтесь вы так, я вам покажу, где выходить!»

Видимо, это самое Гольяново было практически окраиной Москвы. Тут даже названия улиц были какие-то «дальние»: Хабаровская, Енисейская, Алтайская, Байкальская…

С помощью доброжелательной попутчицы он вышел на нужной остановке. Пугающе одинаковые белые блочные четырнадцатиэтажки обступали со всех сторон. Дворы, заставленные машинами и гаражными ракушками, были пусты. И это было так странно, так непривычно после шумных дворов Озерска, полных малышни и отдыхающих пенсионеров.

Игорь с трудом отыскал нужный дом, позвонил в домофон – у них в городе еще не было ничего подобного, – поднялся на лифте на девятый этаж и нашел квартиру номер шестьдесят семь.

Дверь распахнулась почти мгновенно – Яков Натанович его уже ждал. Он был очень похож на своего брата, такой же высокий и статный, только был много моложе, лет примерно на пятнадцать. Мужчины пожали друг другу руки.

– Вот ты какой, Игорь, – Яков посторонился, пропуская его в квартиру. – Ну заходи, осматривайся. Как тебе новое жилище?

Игорь глянул по сторонам. Все здесь было абсолютно чужое. Старенькие обои нелюбимого им бордового цвета, календарь с полуобнаженной девицей на двери ванной, кухонный линолеум в крупную клетку…

Мебели был минимум – узенькая тахта, низкий журнальный столик и полированный гардероб, сделанный годах примерно в шестидесятых. В кухне, правда, было чуть побогаче – тут и пластиковый стол, и три такие же табуретки, навесные шкафы над плитой и мойкой и даже небольшой холодильник.

Он глянул сквозь мутное окно. Показалось неожиданно высоко. На улице начал накрапывать мелкий дождь, людей по-прежнему не было. Казалось, все сидят в своих типовых ячейках и не имеют никакого желания выходить в эти бесприютные блочные джунгли.

Аля, Аля, вот она, твоя Москва. Ты, как наивная маленькая девочка, думала, что город твоей мечты – это Чистые пруды и Третьяковская галерея, величественные станции метро и фонтаны ВДНХ. И даже не догадывалась, что бoльшая часть современной Москвы – это так называемые спальные районы, где хочется выть от тоски и где ощущаешь постоянное одиночество…

– Ну как тебе? – поинтересовался Яков. – Скромненько, конечно, зато недорого. Всего две сотни в месяц.

– А? – Игорь словно очнулся от сна. – Да, конечно, я согласен.

– Ну и чудненько! Тогда не буду больше тебя мучить. Вот тебе ключи. Отдохни с дороги. А завтра после обеда позвони, поговорим насчет колес.

Вскоре Игорь остался один. Начал было разбирать вещи, потом передумал, отправился в ванную. Тут было на удивление чисто, видимо, недавно сделали ремонт. И все не так, как дома. Навесные потолки. Однотонная бежевая плитка даже на полу. Вместо ванны – душевая кабина. Хорошо хоть горячая вода есть. В Озерске с ней часто бывали перебои.

Ему жутко захотелось спуститься вниз в загаженном лифте, найти продуктовый магазин и купить бутылку водки. Иначе просто невозможно пережить эту ночь в пустой квартире, где каждый сантиметр кричит, что он, Игорь, тут чужой. Но делать этого было нельзя. Завтра, возможно, придется заняться покупкой машины, поэтому нужна трезвая голова.

В гардеробе обнаружились два комплекта белья, подушка и тонкое одеяло. Игорь постелил себе и вырубил везде свет. Когда он задремал, «пришла» Настена, забралась к нему на грудь и приложила маленькое ушко к его сердцу.

Он еще ощущал ее тяжесть, когда проснулся. В незашторенные окна било апрельское солнце.

Яков велел позвонить после обеда. Чем бы занять утро? Есть пока не хотелось. Игорь достал из кармана сумки станок, побрился, почистил зубы, надел свежий свитер. Хотел бросить грязную одежду в стиральную машину, но сообразил, что у него нет порошка. Натянул куртку, сунул в карман путеводитель и, уже запирая дверь квартиры, сообразил, куда сейчас отправится – на Арбат.

Найти улицу со странным названием было нетрудно. В схеме метро оказалось сразу две станции «Арбатская». Одна была прямо по его синей ветке. С нее-то Игорь и решил начать. Но по дороге не удержался, вышел на одну остановку раньше, на знакомой уже «Площади Революции», снова прикоснулся к бронзовому собачьему носу и опять загадал вчерашнее желание. От этого детского ритуала на миг почему-то становилось легче.

Арбат его поразил. На Алькиной открытке он был совсем-совсем другим: мощеная улочка, редкие прохожие с добрыми лицами, небольшие домики, дышащие стариной, уютные магазины, похожий на смешную букашку троллейбус.

В жизни же все было по-другому. Никаких машин и троллейбусов – улица оказалась пешеходной. Первым бросилось в глаза обилие музыкантов. С разных сторон звучали баян и скрипки, гитара и даже гусли. А дальше он встретил ансамбль кришнаитов и группку подростков, демонстрирующих хип-хоповые выкрутасы под хрипы старенького магнитофона.

Прохожие невозмутимо прогуливались среди этой какофонии, иногда бросая в шапки и раскрытые футляры от инструментов бумажки и монеты.

Тут и там сидели уставшие от безделья художники. Портреты с натуры и по фотографии, гравюры, шаржи, готовые пейзажи – может, все это и было востребовано в выходные, но сегодня предложение явно превышало спрос.

Помимо музыкантов и художников здесь же зарабатывали на хлеб другие творческие натуры – фотографы, клоуны, фокусники, гадальщики и даже йоги. У Игоря рябило в глазах.

Он пошел дальше. Слева и справа тянулись витрины дорогих магазинов с нерусскими названиями, мелькали вывески роскошных ресторанов. А посреди улицы бородатые мужики и румяные девахи продавали с лотков шапки-ушанки, матрешек и бюстики Ленина. Рядом расположились парни уголовного вида, торгующие футболками с черепами или гербом СССР.

В юности он слышал, что на Арбате собираются хиппи, но ему навстречу попадались в основном длинноволосые металлисты в черных кожаных куртках-косухах с многочисленными заклепками.