И всадил шпоры в конские бока.

Снова мчали по лесу — пригнувшись, во весь опор, не жалея лошадей и собственных глаз. Ветви хлестали по шеломам и кольчугам. Упругие мохнатые хвойные лапы норовили сбросить с седла. Высокий кустарник цеплялся за ноги всадников и конские попоны. А копыта взметали грязь и первую опавшую листву едва ли не до самых верхушек сосен-великанов. Зато к древним развалинам поспели меньше чем за четверть часа.

Первыми на открытую поляну влетел воевода со знаменосным отрядом из шести человек. Ворвались тесной гурьбой, натянули поводья, оглядываясь, дожидаясь остальных.

Тишина. Заповедная затаенная тишь заброшенного колдовского места...

Огромные, замшелые, обросшие чахлым кустарником и неказистыми кривыми елочками глыбы громоздились на обширной лесной проплешине. В центре — гигантский круг-мегалит. То самое, пропитанное арийской магией основание башни. Вокруг — бесформенное каменное месиво. А под камнями — тела в боевых бронях. Десять дружинников. Одиннадцатый — Миша. Узнать бойцов сейчас можно было лишь по доспехам: лица и не защищенные железом части тела уже погрызены зверьем. Кое-где под металлом белеет голая кость.

Судя по пробитым кольчугам, щитам и шеломам, в каждого дружинника вошло по нескольку пуль. Больше всего досталось Мише — его буквально изрешетили автоматными очередями.

Можно вообразить, какая тут была пальба. Развалины арийской башни извергли целый отряд, и отряд немалый. В грязи под копытами поблескивали щедрые россыпи гильз. Ну словно специально напоказ вывалены. Как приманка. Напоказ?! Приманка?! Додумать тревожную мысль Бурцев не успел. Обманчивая тишина взорвалась. Да как! Грохотом по ушам. Знакомым лаем ручного «MG-42» и стрекотом «шмайсеров». Пулемет ударил с открытого пригорка — справа. Автоматчики били из леса — слева. И из-за разбросанных глыб тоже били...

Отставшая дружина Бурцева попала под прицельный перекрестный огонь. Стрелки из засады грамотно отсекали от командного авангарда отряд сопровождения. Отсекали и безжалостно уничтожали.

Длилось это недолго. Старая гвардия полегла в считаные секунды. Все четыре десятка. С лошадьми. Полудюжина уцелевших под знаменем и бунчуком всадников во главе с псковским воеводой вертелась на месте, пытаясь сладить с перепуганными конями. Отступать назад — по трупам и пристрелянной тропе — теперь поздно, неразумно... Оставалось одно — прорываться вперед, к развалинам арийской башни. Развалины звали, манили и...

— За камни! — приказал Бурцев.

Нагромождение циклопических плит было здесь единственным надежным укрытием. И единственным шансом на спасение. Или хотя бы на отсрочку неминуемой гибели.

Они погнали. Они рвались меж двух огней — пулеметным и автоматным. Но и их тесную группку уже поймали в прицелы. Пули взметнули фонтанчики грязи под копытами. Выщербили замшелые глыбы. Рухнул на полном скаку конь Освальда. Покатился через голову раненого жеребца Збыслав. Ловко спрыгнул с падающей лошади Бурангул.

«Понизу бьют — по коням, — догадался Бурцев. — Живьем хотят взять!» Правильно догадался: и под ним седло вдруг нырнуло вниз. Земля же, наоборот, поднялась, встала на дыбы, ударила с маху. А рядом уже падали с подстреленных лошадей дядька Адам и Сыма Цзян.

Стрельба стихла. Неожиданно — как и началась. В грязи бились и ворочались конские туши и человеческие тела. Кони хрипели, молотили воздух перебитыми ногами. Люди откатывались в сторону.

— Не расползаться! — прикрикнул Бурцев. — Все ко мне!

Его конягу сшибли у каменного развала, неподалеку от основания арийской башни перехода. Укрытие вполне годилось для круговой обороны. Было бы только чем обороняться.

Бурцев судорожно развязывал седельную сумку со «шмайсером». Сыма Цзян тоже не сплоховал — срезал свою, шустрой змейкой юркнул под глыбы. Что ж, два ствола — это уже кое-что.

Остальные тоже были в сборе. Сломанный стяг и бесполезный бунчук лежали на истоптанной земле, но оружия своего никто не бросил. Привалились спинами к древним каменным плитам Освальд и Дмитрий с обнаженными мечами. Збыслав нервно позвякивал цепью кистеня-мачуги. Дядька Адам и Бурангул тянули из колчанов первые стрелы.

Конечно, теперь их отсюда не выпустят. Но и так просто не возьмут. «Эх, жаль, тесно сидим», — сокрушенно подумал Бурцев. Одной гранаты хватит, чтобы нашпиговать осколками всех до единого. Но гранаты в их сторону пока не летели. Стрельба тоже не возобновлялась. Слышно было лишь жалобное ржание раненых лошадей.

— Эй! Полковник Исаев! Ты-ты, который воевода Василий...

Голос — наглый, громкий — прозвучал из-за соседнего завала. Кричали по-русски. Не по-древнерусски даже, а именно по-русски — на языке, знакомом Бурцеву с детства. Правда, с отчетливым немецким акцентом.

— С тобой говорит оберштурмфюрер СС Вильгельм Майер. Твоя жена у нас. Если хочешь увидеть ее целой и невредимой — выходи. Дружков твоих не тронем. Нам нужен только ты. Даю на раздумье три минуты. Решай — время пошло!

Вот так, значит, да? Про полковника Исаева этим ребяткам известно. А Аделаида в их игре — всего лишь первый малый приз. И одновременно — приманка. Настоящая же охота ведется за ним. И что теперь? Выйти? Сдаться? Это проще всего. И глупее всего. И дело даже не в собственной судьбе. Выполни он сейчас требование гитлеровцев — и, считай, смертный приговор соратникам, напряженно взирающим на него, будет подписан. Обещаниям фашиков — грош цена. «Небесному воинству» невыгодно оставлять свидетелей своего возвращения.

— Чего хотят? — нахмурился Дмитрий. Русичу из тринадцатого века понять язык двадцатого столетия непросто.

— Хотят, чтоб я сдался.

— Не делай этого, Василь! Слышь, не верь им, не выходи!

Освальд тоже качал головой. И Бурангул. Мнения остальных можно не спрашивать — Збыслав, дядька Адам и Сыма Цзян молчаливо и деловито готовились к бою.

— Пол-ков-ник, первая минута прошла-а! — проорали из-за камней. — Осталось две-е!

Горластый гад... Бурцев мучительно соображал. Выходить? Не выходить? Если выйти, ценность сведений, которыми располагает Аделаида о своем муже, а значит, и ценность жизни самой княжны в глазах фашиков сразу снизится. Основным источником информации станет он. А его супруга превратится в предмет манипулирования, в рычаг воздействия на источник. О том, как этот рычаг используют, о том, что сделают тогда эсэсовские палачи с Аделаидкой, не хотелось даже думать.

— Две минуты вышло! — объявил невидимый оберштурмфюрер. — У тебя осталось шестьдесят секунд, полковник. Подумай об Агделайде! Подумай о товарищах, которым суждено умереть из-за твоего упрямства.

Думал... Бурцев думал. И делал выводы. Во-первых, пока он на воле, Аделаиду не тронут — наоборот, будут беречь, как зеницу ока, как синицу в руке, на которую, глядишь, и клюнет парящий в небесах журавль. Во-вторых, пока он сидит здесь, за каменной баррикадой, среди верных соратников, сюда не залетит ни одна граната, ни одна пуля. Ценный источник информации будет живым щитом для остальных осажденных.