Если "Рюрик" выглядел относительно пристойно, то "Херсон" пострадал заметно сильнее. Никакие маты не спасли его борт от удара, и теперь на нем видна была длинная, в половину корпуса, вмятина. Швартовочные концы, очевидно, порвало, и транспорт отошел от крейсера почти на кабельтов. К счастью, повреждена была, похоже, только надводная часть, во всяком случае, чего-то похожего на крен у транспорта Эссен не наблюдал. Прислушался к своим ощущениям — тоже ничего особенного. "Рюрик" лежал в дрейфе, и даже качки не было — легкая зыбь не могла нарушить покой бронированного корабля в пятнадцать с лишним тысяч тонн водоизмещением.

Позади раздался короткий, хриплый кашель. Николай Оттович обернулся — Эбергард уже встал на ноги и теперь помогал Бахиреву — командир "Рюрика", очевидно, не удержался на ногах, и его с размаху приложило о броню. Однако, судя по тому, что он сумел встать, и даже пошел без посторонней помощи, ничего страшного с ним не произошло. Во всяком случае, когда Михаил Коронатович начал отдавать приказы, в голосе его не было заметно никакой дрожи. И, что характерно, после сурового начальственного рыка все разом пришло в движение. Все же Бахирев умел работать грамотно и четко, при этом не свирепствуя, как многие офицеры. На корабле, что у офицеров, что у нижних чинов, он пользовался если не любовью, то уважением точно, и сейчас ему не надо было орать на весь крейсер, чтобы добиться желаемого.

— Николай Оттович, мы можем поговорить?

Эссен посмотрел на Эбергарда, подумал, что пока они все равно не могут ничего предпринять, вздохнул:

— Пойдемте, Андрей Августович. Пока Коронат разберется, какие повреждения получили корабли, думаю, у нас есть время…

Времени не оказалось. Не успели они еще расположиться в адмиральском салоне "Рюрика" и налить себе коньяку, как раздался короткий стук в дверь, и перед ними вновь предстал Бахирев. Пожалуй, о происшедшем у него напоминали только следы крови на воротнике, в остальном он был уже бодрый, так и брызжущий энергией. На него вообще любая встряска оказывала положительное воздействие. Дождавшись кивка Эссена, он прошел и сел в кресло — все они знали друг друга уже давно, вместе воевали, и в приватной обстановке могли общаться, не обращая внимания на чины. На вопрос, что с кораблем, Бахирев лишь пожал плечами:

— Ничего страшного. Несколько вмятин, выбитые заклепки, но считанные, и все в надводной части корпуса. Шпангоуты вроде бы не пострадали, сейчас трюмные проверяют точнее, смещения механизмов, на первый взгляд, не отмечено. Через час мне представят развернутый доклад. По "Херсону" пока неясно, но крена не отмечено, семафором передали, что все в порядке.

— Признаться, я опасался, что будет хуже, — вздохнул Эбергард. — Честно говоря, не ожидал, что все это будет так… страшно.

— Так, — Бахирев опередил Эссена. Привстав в кресле, он внимательно посмотрел на Эбергарда. — Андрей Августвоич, я так полагаю, вам известно больше, чем нам? Может, поделитесь?

Это было вопиющим нарушением субординации, и лишь такой вот резкий, не обращающий внимания на авторитеты и звания человек, как Бахирев, мог на него пойти. Был миноносником — миноносником и остался, со смесью неудовольствия и восхищения подумал Эссен. Всегда готов хоть к черту в зубы… Сам адмирал, еще помнивший мостик самого лихого крейсера русского флота, за эти годы успел пообтесаться в высоких сферах, да и годы брали свое, а вот Бахирев… Коронат — он и есть Коронат, и прозвище ему подходит больше имени-отчества.

Тем не менее, Эбергард не обратил внимания на эскападу младшего по возрасту и званию офицера. Подумав несколько секунд, он встал, решительно отобрал у немного удивленного самоуправством гостя Эссена коньяк, налил его всем троим, и выцедил свою порцию до дна мелкими глотками. Подождал, когда остальные последуют его примеру, и вздохнул:

— Господа, то, что я вам сейчас расскажу, может показаться невероятным, но все это — правда…

Рассказ Эбергарда длился недолго. Правда, за это время успел прибыть старший офицер с докладом о повреждениях, но Бахирев так на него взглянул, что тот счел за лучшее испариться. То, что рассказывал им командующий Черноморским флотом, казалось невероятным, однако то, что они видели совсем недавно, уже само по себе было невозможным и настраивало на адекватное восприятие чего угодно. И когда рассказ закончился, Эссен только спросил:

— А раньше вы не могли нам этого рассказать, Андрей Августович? Нехорошо получается, право слово.

— А вы бы мне поверили? Или посоветовали бы меньше пить? А то и Григоровичу доложили? — с нескрываемой досадой спросил Эбергард. Эссен только кивнул — старик… хотя какой он теперь старик, моложе их, наверное, был прав. Внутренние интриги флота привели бы именно к такому результату. Хотя точно так же он был прав, решив, что никто из них не против будет отомстить японцам и спасти славу русского флота. Все же зря Григорович с таким пренебрежением относился к нему, да и Макаров, не любивший Эбергарда, похоже, ошибался. Может, Андрей Августович и впрямь не самый лучший командир корабля, но планировать он умеет намного лучше других, и вперед смотрит намного дальше.

— То-то мне здесь море показалось знакомым, — мрачно сказал Бахирев, рассматривая свои не по аристократически большие, сильные руки. — Но знаете, что не дает мне покою? Есть в вашем рассказе, Андрей Августович, огромная нестыковка.

— Какая же? — Эбергард выглядел удивленным.

— Куда вас потомки обещали перебросить? К началу войны, плюс-минус три месяца, не более. Так?

Дождавшись утвердительного кивка, Бахирев встал, подошел к иллюминатору, рывком открыл его и полной грудью вдохнул свежий морской воздух и повернулся к собеседникам. Уловил их недоуменные взгляды и зло рассмеялся:

Это с конца октября по апрель, а здесь лето. Лето, или вы не видите? Ну, я вам удивляюсь, господа адмиралы, совсем вы море чувствовать перестали.

Да, здесь он был прав, и пристыженные адмиралы ненадолго замолчали. Наверное, только шоковым состоянием после случившегося и можно было объяснить столь досадную невнимательность. Первым прервал некстати затянувшуюся паузу Эбергард:

— Возможно, где-то они ошиблись…

— Это уж точно, — ядовито усмехнулся Эссен. — И что нам теперь делать?

— Здесь все просто, — опять вмешался Бахирев. — Вначале определимся, куда мы попали. Координаты я берусь определить, а год… Остановим для досмотра первое попавшееся судно. Если идет война — замечательно, нет — извинимся, только и всего. А сейчас извините — мне надо, наконец, узнать, что у нас творится. Честь имею.

С этими словами Бахирев вышел. Эссен посмотрел на собеседника, вздохнул:

— Мне кажется, предложенное Михаилом Коронатовичем в данной ситуации — самое разумное.

— Это точно, — кивнул Эбергард. Налил еще коньяку: — Мне кажется, он очень разозлился.

— Я тоже. Но, Андрей Августович, сейчас это уже неважно. Сейчас надо делать то, ради чего мы здесь оказались, а все остальное… Давайте уж с личным разберемся позже.