Но почему-то, зараза, в противоположную от меня сторону!

— Что… тут? — отчаянным шепотом просипел я. Гудение немедленно изменило тон, стало более интенсивным. Мой организм тут же среагировал: пот выступил на лбу крупными каплями и стал застилать глаза, несмотря на противотуманную защиту пылевых очков.

Вместо ответа Гордей приложил палец к губам. Сделал еще один расчетливый шаг, вновь указал на свой рот и предостерегающе покачал головой. Молчи, значит. Ну, ясен пень.

После чего очкарик просто и непринужденно повернулся ко мне задом. И вдруг ткнул себя в ягодицы пальцем.

И стал себе чего-то там бесстыдно накручивать рукою! И при этом еще обернулся и нахально мне подмигнул!

Тут уж я натурально впечатлился.

Эге, да он не просто очкарик!

— Нет свиного хвоста? — вдруг пропел Гордей на одной монотонной ноте.

Я выпучил глаза, как лещ, и из-за этого даже не сразу понял суть вопроса. У нас что тут, ночь в опере?

Мне живо представилось, как мой ученый дружок вышагивает вокруг своего вертолета, точно на одном конце сцены. И при том этот напыщенный петух поигрывает бровями и поминутно распевает фальшивым тенорком:

— Иди ко мне!

А я ему в ответ, прямо со дна неизвестной мне аномалии, педерастическим голосом, типа тоже баритон:

— Иду к тебе!

И так битых полчаса. А потом мы расходимся за кулисы, каждый в свой угол. Вернее, он садится в вертолет, а я низвергаюсь в ад.

Так и не встретились два голубка!

А Гордей щеки надувает, будто настоящий Трубач теперь уже не я, а он. Показывает руками на свое пузо, будто в мгновение ока забеременел противно всем законам природы. И снова крутит около задницы. А потом так же — у виска.

И тут до меня дошло!

«Свиной хвост»! Ему нужен артефакт.

Быстренько перебираю в памяти. От чего же защищает «хвост» глупых сталкеров, угодивших в… в…

Чем быстрее вспомню, тем скорее пойму, во что я вляпался.

Тем более что «свиного хвоста» у меня, увы, нет.

Гордей тут же энергично закивал, что означает: я знаю, что ты знаешь, что я знаю.

«Что тут? „Горячее пятно“?» — безмолвно спросили мои глаза. Вот бы поменяться с ним сейчас местами — я бы мог читать все его вопросы по губам!

Ага, размечтался.

Гордей отрицательно мотает головой. А я боюсь повернуть голову, чтобы глянуть себе под ноги, и раскрыть рот, потому что эта фигня подо мною, похоже, активируется быстрее как раз под акустическим воздействием.

Короче, свистни — и лопнешь.

И хотя сейчас вовсе не до лекций, не удержусь от короткой справки. Вдруг в жизни пригодится?

«Свиной хвост» — и вправду очень похожий на поросячий завиток увесистый белый сгусток него-то. И это что-то способно отпугивать всякие аномалии. Как? Почему? То неведомо. Но дрейфующие, нестационарные, бродячие аномалии раз за разом уверенно обминают владельца «свиного хвоста» десятой дорогой.

Бродячие? Ах, вот куда я угодил! Она накрыла мои щиколотки сзади, неслышно поднявшись из грунта. И, кажется, намеревается пожевать сапоги. А раз так, значит, это…

— Кар-русель, кар-русель, начинаем рассказ, это радость, шутки и весе-е-елье, — опять монотонно загундосил Гордей. — Стой и не рыпайся-а-а-а!

И я понял, что угодил в «жабью карусель» — дальнюю родственницу «птичьей карусели».

С отягчающими, так сказать, обстоятельствами.

Во-первых, это явно карусель-бродяга. Блуждающая аномалия, которая, подобно песцам, подкрадывается незаметно.

Во-вторых, у нее постоянный псевдосенсорный голод, как сказал бы высокоученый Гордей. То есть сенсоров у «карусели» нет, а жрать она все равно хочет. И оттого реагирует на любые акустические изменения среды. Например, учащенное дыхание сталкера или неприлично громкое пускание ветров — тоже случается!

Поэтому Гордей и нудил на одной ноте. Более- менее стабильная частота — а на конкретном примере вокала нашего очкарика она весьма и весьма средняя, батенька! — более-менее сносно стабилизирует всю систему аномалии. Та в это время колышется, как кисель, но не прет наружу.

И в-третьих, кажется, покойный приятель моего номинального шефа в «Лейке», олигарха скупщиков Хуареса, сталкер с характерным имечком Барбитурат, в свое время гробанулся именно на «жабьей карусели», которая мягко стелет, да быстро крутит.

А если это так, то мне, как и бедняге Барбитурату, сейчас грозит самое настоящее четвертование! Комбат рассказывал, что тому прямо у них на глазах оторвало все конечности. Причем еще в воздухе, пока летел к земле-матушке.

Мама дорогая!

Все это я успел продумать в течение каких-то трех несчастных секунд. И это неудивительно: резкий выброс адреналина всегда приводит к «архивированию» времени.

А Гордей тем временем, продолжая шамански гундосить себе под нос, снял с пояса что-то вроде ладанки и вынул оттуда прозрачный пакетик. После чего быстро показал его мне.

Ага, «пленка». Очень тонкая стекловидная штука с хитрыми преломляющими свойствами.

Эх, мне бы ее сейчас в руки, и можно было бы сбросить с плеч чудовищную усталость, которая не отпускала меня все эти дни. «Пленку» порождает другое исчадие Зоны под названием «лифт». Но у нее есть еще одно ценное свойство. Ребенок в свою очередь способен порождать собственного родителя. И это значит, что Гордей собрался сию минуту сгенерировать небольшое коммунально-лифтовое хозяйство.

Пока я лихорадочно соображал, что к чему, ученый уже основательно размял «пленку» в кулаке, вытянутом точнехонько в мою сторону. В моем воспаленном мозгу тут же пронеслась невесть из каких уголков подсознания выхваченная надпись, нацарапанная гвоздем на обожженной пластмассовой панели вызова этажей в лифте дома моего детства:

ГРАЖДАНЕ!

УБЕДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБА:

НЕ МОЧИТЕСЬ В ЛИФТЕ!

ПОНЯЛИ, КАЗЛЫ?

О том, что со мною случилось в следующую минуту, очень хорошо может рассказать старая коммунальная загадка. Помните, про человека, который жил на десятом этаже в доме со старым лифтом? Каждое утро он спускался на лифте вниз и шел на работу. А вечером, возвращаясь со службы, доезжал лифтом только до восьмого этажа, а потом вылезал из лифта и оставшиеся два этажа шагал пешедралом. Почему так, спрашивала загадка?

А разгадка меж тем оказывалась проста: тот человек был карликом. И просто не мог дотянуться рукой до кнопки десятого этажа. Потому что эти кнопки в старых лифтах располагались строго вертикально в один ряд…

Так вот, в следующую минуту я почувствовал себя настоящим карликом, без дураков. Меня сплюснуло абсолютно со всех сторон. Мгновенная декомпрессия стиснула ребра так, что не вздохнуть, голову вжало в плечи как после удара чугунным копром, виски стянуло стальным обручем. Казалось, голова вот-вот лопнет, и получится иллюстрация к безумному кулинарному рецепту «мозги на центрифуге, фаршированные дрянью моих последних мыслей».