И мы, обняв друг друга за плечи, побрели враскачку назад. Торриджано, увидев нас, остолбенел, а потом, когда мы ему все рассказали, покатился от хохота прямо на холодный пол часовни. Отсмеявшись, он встал и стукнул нас головами друг об дружку.

«Ах вы, англичане! – воскликнул он. – Даже свиньями вас трудно назвать. Одно слово, англичане! Поделом же вам, рыбоеды! Выбрось свой рисунок в огонь, Гэл, и забудь о нем! Ты дурень, и ты тоже дурень, Бенедетто, но мне нужны ваши руки, чтобы угодить нашему славному королю!»

«А я ведь хотел убить Гэла, – сказал Бенедетто. – Да, я хотел его убить, потому что английский король произвел его в рыцари».

«Считай, что тебе крупно повезло, Бенедетто! За моего Гэла я бы прикончил тебя собственными руками – здесь же, в монастырском дворе. Как мастер мастера – с толком и расстановкой. Клянусь, я не пожалел бы на это времени!» Таков был наш Торриджано, великий мастер!

На этом Гэл закончил свой рассказ. Мистер Спрингетт еще некоторое время сидел спокойно, а потом стал потихоньку багроветь, раскачиваться взад и вперед, и наконец закашлялся и захрипел так, что слезы брызнули у него из глаз. Дан знал, что это он так смеется, но Гэл с непривычки растерялся.

– Простите, сэр, – сказал мистер Спрингетт. – Мне припомнились конюшни, которые я построил для одного джентльмена в тысяча восемьсот семьдесят седьмом. Конюшни из голубого кирпича – что-то особенное. Кто знает, может, это была моя лучшая работа в жизни. Но супруга этого джентльмена – дамочка была из Лондона и недавно замужем – вздумала соорудить в парке какой-то «каскас» – так она это называла, а по-нашему, просто канал с водопадами. Работенка большая, и выгодный мог получиться контракт. Она позвала меня в библиотеку потолковать об этом. Но я объяснил ей, что как раз в том месте, где она собирается копать свой ров, идет цепь подземных родников, и наша затея приведет к наводнению – мы затопим и парк, и усадьбу.

– Там и впрямь были родники?

– Вполне вероятно. Говорят, что в любом месте можно докопаться до воды, если хорошенько углубиться. В общем, мои слова о родниках заставили ее забыть свой «каскас», и вместо того она построила себе прекрасную маслобойню, отделанную белой плиткой. Но когда я предъявил тому джентльмену свой окончательный счет за конюшни, он заплатил, даже не заглянув в бумагу, а уж поверьте, я там ничего не упустил. ^і И он добавил мне две пятифунтовые банкноты – из рук в руки – и сказал с чувством: «Ральф! (Он всегда звал меня по имени.) Ральф, этой осенью вы избавили меня от многих расходов и тревог!» Я, конечно, понимал, насколько ему не хотелось никаких «каскасов» у себя в парке, но вслух не было сказано ничего. Он просто молча заплатил мне за конюшни из голубого кирпича – честная работа, одна из лучших в моей жизни. А деньги, что он дал мне сверх того, – разве заботы, которые я помог ему свалить с плеч, не стоят десяти фунтов? В разные времена и в разных местах, а такие похожие случаются истории!

Они с Гэлом дружно рассмеялись. Дан не совсем понял, что они нашли такого смешного, и некоторое время молча и яростно трудился над верстаком.

Когда он поднял глаза, в сарае не было никого, кроме мистера Спрингетта, вытиравшего глаза своим желто-зеленым платком.

– Ну и ну! Как это я вдруг задремал, мастер Дан! – Он покачал головой и улыбнулся. – Но какой мне приснился смешной сон! Давно я так не смеялся. Только вот о чем, не могу вспомнить. Говорят, что, если старик начинает смеяться во сне, значит, долго не заживется… Ну как, удачно ли вам поработалось?

– Неплохо, – ответил Дан, освобождая шхуну из тисков. – Только вот порезал руку малой стамеской.

– Надо приложить комок паутины, – посоветовал мистер Спрингетт. – Ага, вы уже сами догадались. Вот это дело, мастер Дан!

ГЕНРИХ СЕДЬМОЙ И КОРАБЕЛЬЩИКИ

ДОРОГА ЧЕРЕЗ ЛЕС