— Бомбы из него делают, — сказал Кливер. — Настоящие. Ядерные. Для контролируемого синтеза от лития проку мало, но для бомбочки мегатонн эдак на несколько дейтериевая соль — самое то, что надо.

На Руис-Санчеса с новой силой накатили головокружение и усталость. Именно этого он и боялся; возьмем планету, названную Литией только из-за того, что состоит, на первый взгляд, в основном, из камня[14], — и обязательно кто-нибудь в лепешку расшибется, отыскивая на ней металл литий. И не дай Бог найдет.

— Пол, — произнес он, — я передумал. Даже не напорись ты на «ананас» свой, все равно я узнал бы, в чем дело. Когда ты тогда вернулся, то обмолвился, что ищешь пегматит и что, по-твоему, здесь можно было бы развернуть производство трития в промышленных масштабах. Очевидно, ты думал, я в этом ничего не смыслю. Но ты все равно уже тогда проговорился, даже если бы не «ананас». Ты явно не слишком наблюдателен — и что касается меня, и что касается Литии.

— Сейчас-то легко, — снисходительно бросил Кливер, — говорить: мол, я всю дорогу знал.

— Легче легкого — особенно со столь неоценимой помощью, — отозвался Руис-Санчес. — Сомневаюсь только, чтобы твои виды на Литию одним этим и ограничивались — водородные бомбы клепать. Более того, вряд ли ты даже к этому, на самом-то деле, ведешь. Чего тебе больше всего на свете хочется — так это вообще убрать Литию куда-нибудь подальше. Ты терпеть эту планету не можешь. Ты хотел бы думать, будто на самом деле ее и нет вовсе. Потому и такой пафос — вопреки всему развернуть здесь военное производство; тогда-то уж точно из соображений безопасности Литию объявят закрытой. Так ведь?

— Естественно, так; только никакое это не чтение мыслей, а чистой воды шарлатанство, — презрительно скривился Кливер. — Если даже священнику под силу в этом разобраться, оно должно быть совсем уж очевидно; а поскольку мотивы первооткрывателя нетрудно оспорить, то ну его на фиг. Баста. Но послушай, Майк: ни перед одной аналогичной комиссией не стояло еще такой важной задачи. Эта планета будто специально создана, чтобы всю ее превратить в исследовательский и производственный термоядерный центр. Запасы основного сырья тут практически неограничены. Что еще важней, ядерная физика — в состоянии практически зачаточном; по крайней мере, беспокоиться не о чем. Все расщепляющиеся материалы, радиоактивные элементы и прочее придется, конечно, ввозить; змеи о них и слыхом не слыхивали. Более того, приборы всякие — счетчики там, ускорители, прочую хренотень — не сделать без железа, которого у змей нет, а также не зная основных принципов магнетизма и квантовой механики. Дешевой рабочей силы тут — тьма-тьмущая; и, если принять соответствующие меры предосторожности, ничего секретного змеям ни в жизнь не разнюхать… Все, что надо сделать, — это отнести планету к категории 3-Е и по меньшей мере на век вперед намертво пресечь любые поползновения построить тут пересадочную станцию или базу общего назначения. А в параллельном докладе кассационному комитету ООН можно указать открытым текстом, что есть Лития на самом деле: арсенал категории 3-А для всей Земли, для всего содружества планет под нашим контролем. Пленка защищена; официальному, административному рассмотрению подлежит только решение насчет 3-Е; проворонить такой шанс было бы преступлением!

— Против кого? — поинтересовался Руис-Санчес.

— Чего? Не понял.

— Против кого ты собираешься весь этот арсенал копить? Зачем нужно целую планету гробить только на то, чтобы водородные бомбы клепать?

— ООН бомбы очень даже пригодятся, — сухо сказал Кливер. — Не так давно даже на Земле оставалась еще пара — тройка воинственных государств, и кто гарантирует, что таковые не возникнут в ближайшем будущем? Не забывай также, что водородные бомбы, в отличие от простых атомных, нельзя хранить бесконечно долго — только несколько лет. Период полураспада у лития довольно короткий, да и тритий-шесть не больно-то долгоживущий. Вряд ли ты в этом хорошо разбираешься. Но поверь мне на слово, ООН’овская полиция будет на седьмом небе от счастья, когда узнает, что появилась возможность практически неограниченно пополнять водородный арсенал; и никаких тебе больше проблем со сроком годности!.. Кроме того — если вы вообще брали за труд об этом задуматься — очевидно же, что вся эта бесконечная консолидация миролюбивых планет не может длиться вечно. Рано или поздно… короче, что будет, если следующая обнаруженная нами планета окажется вроде Земли? Если так, то они станут драться, и драться, как одержимые; целая планета одержимых, лишь бы остаться вне нашей сферы влияния. Или… что будет, если какая-нибудь следующая планета — всего лишь аванпост целой федерации вроде нашей, если не больше? Когда такой день наступит — а он наступит, можно не сомневаться, — мы будем только рады-радешеньки, если успеем забросать противника от полюса до полюса водородными бомбами — и выпутаться из передряги с минимальными потерями.

— С нашей стороны, — уточнил Руис-Санчес.

— А что, есть какая-то другая сторона?

— Черт возьми, по-моему, звучит вполне разумно, — высказался Агронски. — Что скажешь, Майк?

— Ничего пока не скажу, — протянул Микелис — Пол, я до сих пор так и не понял, зачем тебе было так выжучиваться — тоже мне, рыцарь плаща и кинжала нашелся. Определенные достоинства в твоем предложении есть — но ты же сам признался раньше, что хотел, если выйдет, заручиться нашей поддержкой хитростью. Зачем? Одной силе своих аргументов ты не доверял?

— Нет, — отрезал Кливер. — Мне как-то не доводилось прежде участвовать в комиссии без председателя и с четным числом членов, специально, чтобы голосованием ничего было не решить; и где голос человека, чья голова забита мелочным морализаторством и метафизикой трехтысячелетней давности, имеет тот же вес, что голос ученого.

— Не слишком ли сильно сказано, Пол? — поинтересовался Микелис.

— Да сам знаю, что слишком! Если уж на то пошло, где угодно готов засвидетельствовать: святой отец — чертовски хороший биолог. Я видел его в работе, и лучше биологов просто не бывает — кстати, очень может быть, только что он спас мне жизнь, откуда мы знаем. В этом смысле, он такой же ученый, как все мы — ну, насколько биологию можно вообще считать наукой.

— Спасибо за комплимент… — произнес Руис-Санчес — Пол, учили бы тебя хоть чуть-чуть истории, ты был бы в курсе, что иезуиты одними из первых исследовали Китай, Парагвай и североамериканские пустыни. Может, тогда бы ты не так удивлялся, что я тут делаю.

— Очень может быть. Тем не менее, насколько я понимаю этот парадокс, речь совершенно о другом. Помнится, водили как-то раз меня в нотр-дамские лаборатории — ну, этот их знаменитый проект, «Биосфера», изолированная от микробов. Всяких чудес от физиологии они там извлекли на свет Божий просто видимо-невидимо; ни дать, ни взять — фокусник с цилиндром. Так я тогда еще все никак не мог понять — как это можно одновременно быть прекрасным ученым и добрым католиком… ну или еще церковником каким. Как это так может быть — наука, что ли, в одном отделении в мозгу хранится, а религия в другом? Так до сих пор и не понимаю.