Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это еще что такое?! — точно так же закричал Макуотт много позже, когда Милоу вручил ему половину его простыни.
— Это половина простыни, которую украли сегодня утром из вашей палатки, — объяснил Милоу, слегка волнуясь. При этом его усики цвета ржавчины быстро-быстро задергались. — Готов биться об заклад, что вы даже не заметили пропажи.
— Кому могла понадобиться половина простыни? — спросил Йоссариан.
Милоу разволновался не на шутку.
— Вы не понимаете! — запротестовал он.
Йоссариан не понимал еще и другого: зачем Милоу придирается к записке доктора Дейники, в которой все сказано с предельной ясностью: «Отпускайте Йоссариану любые сухофрукты и фруктовые соки, какие он пожелает. Он говорит, что у него больная печень».
— Такая записочка, — грустно пробормотал Милоу, — может пустить по миру любого начальника офицерской столовой.
Милоу был похож на безутешную вдову, когда шел через все расположение эскадрильи, сопровождая в последний путь картонную коробку с потерянными для него продуктами.
Милоу пришел в палатку Йоссариана специально для того, чтобы еще раз прочесть записку доктора Дейники.
— Я обязан вам выдавать столько, сколько вы попросите. Но почему в записке не говорится, что вы обязаны все это съесть сами?
— И очень хорошо, что не говорится, — сказал Йоссариан, — потому что я вообще это все в рот не беру. У меня же печень не в порядке.
— Ах да, я и забыл, — сочувственно сказал Милоу. — Это, наверное, плохо?
— Довольно-таки плохо, — весело ответил Йоссариан.
— Понимаю, — сказал Милоу. — Но что значит «довольно-таки плохо»?
— Это значит, что лучше — вряд ли будет…
— Простите, я, кажется, не совсем вас понимаю.
— …а хуже стать может. Теперь вам ясно?
— Теперь ясно. Но я все же не совсем понимаю.
— Пусть вас это не беспокоит. Пусть уж это будет моей заботой. У меня, видите ли, собственно говоря, нет никакого заболевания печени. У меня только симптомы этого заболевания. Так называемый синдром Гернета-Флейшакера, вот что у меня.
— Ясно, — сказал Милоу. — А что это такое «синдром Гернета-Флейшакера»?
— Заболевание печени.
— Ясно, — сказал Милоу и сдвинул свои черные брови с выражением внутренней боли. — В таком случае, — промолвил он, помолчав, — я полагаю, что вам следует быть весьма осторожным в выборе пищи для себя.
— Это верно, — сказал Йоссариан. — Настоящий синдром Гернета-Флейшакера вылечить не так-то просто, и я не собираюсь губить свой синдром. Вот почему я никогда не ем никаких фруктов.
— Ага, теперь мне ясно, — сказал Милоу, — фрукты вредны для вашей печени.
— Нет, фрукты как раз полезны для моей печени. Потому-то я их никогда и не ем.
— В таком случае что же вы с ними делаете? — поинтересовался Милоу и, отчаянным усилием преодолев смущение, выпалил вопрос, вертевшийся у него на кончике языка: — Вы их продаете?
— Я их отдаю.
— Кому? — испуганно вскрикнул Милоу.
— Любому, кто захочет! — гаркнул в ответ Йоссариан.
Милоу испустил протяжный скорбный вопль и отпрянул от Йоссариана. Лицо его посерело и покрылось испариной. Дрожа всем телом, он рассеянно подергал усы.
— Большую часть я отдаю Данбэру, — продолжал Йоссариан.
— Данбэру? — с трудом ворочая языком, переспросил Милоу.
— Ага. Данбэр может есть любые фрукты в любом количестве, и от этого ему нисколько не становится лучше. Я оставляю коробку прямо здесь, открытой. Всякий, кто хочет, может подойти и взять. Аарфи захаживает сюда за черносливом, потому что, как он говорит, в столовой чернослива не допросишься. Когда у вас будет время, поинтересуйтесь этим вопросом, потому что мне не доставляет удовольствия видеть, как Аарфи околачивается у моей палатки. Ну а когда запас кончается, я прошу капрала Снарка снова пополнить коробку. Нейтли, когда отправляется в Рим, тоже прихватывает с собой фруктов. Он там влюблен в одну шлюху, которая нисколько не интересуется им. У этой красотки целая орава подружек, они постоянно крутятся вокруг Нейтли, и он им всегда привозит фрукты.
— Он продает им фрукты?
— Нет, так дает.
Милоу нахмурился.
— М-да, я полагаю, что это весьма великодушно с его стороны, — заметил он без особого воодушевления.
— Да, весьма, — согласился Йоссариан.
— И главное, я убежден, что это — абсолютно законная операция, — сказал Милоу. — Ведь после того как вы получили эти продукты от меня, они принадлежат вам. Если учесть, что положение с продовольствием тяжелое, я полагаю, эти люди весьма рады таким подаркам.
— Ужасно рады, — заверил его Йоссариан. — Две девки сразу подхватывают ящик, относят его на черный рынок и распродают все дочиста, а потом на вырученные деньги покупают всякие бусы, брошки, побрякушки и дешевые духи.
Милоу заметно оживился.
— Бусы и брошки! Этого я не знал! А сколько там стоит всякая такая галантерея?.. Возьмите меня в партнеры! — выпалил он. В глазах его была мольба.
Йоссариан отверг это предложение, хотя ни секунды не сомневался, что, с помощью записки доктора Дейники получая в офицерской столовой целые грузовики фруктов, они с Милоу смогли бы распорядиться ими наилучшим образом.
Милоу был чрезвычайно огорчен отказом Йоссариана, но с тех пор поверял Йоссариану все свои секреты, проницательно полагая, что человек, не способный обкрадывать любимое отечество, не способен обокрасть и отдельного гражданина. Милоу поведал Йоссариану все свои секреты, кроме одного — местонахождения тайников, которые он вырыл в холме и куда начал прятать денежки, после того как однажды, вернувшись из Смирны с самолетом, полным инжира, узнал от Йоссариана, что в госпиталь приходил сотрудник контрразведки. Для Милоу, который по простоте душевной добровольно взял на себя обязанности начальника офицерской столовой, его новая должность была священной.
— Я даже не подозревал, что мы подаем офицерам мало чернослива, — признался он в первый же день. — Я думаю, это оттого, что мне еще не хватает опыта. Я поговорю об этом с моим шеф-поваром.
Йоссариан бросил на него злой взгляд.
— С каким еще шеф-поваром? — сурово спросил он. — Нет у вас никакого шеф-повара.
— Капрал Снарк, — объяснил Милоу, — он у меня единственный повар, так что я могу его считать своим шеф-поваром, хотя и собираюсь перебросить его на чисто административную работу. Капрал Снарк, видите ли, натура, пожалуй, слишком творческая. Он полагает, что работа в столовой — это своего рода искусство, и постоянно жалуется, что вынужден проституировать свой талант. Никто не требует от него таких жертв! Кстати, вы, случайно, не знаете, почему его запихнули в рядовые и он всего-навсего капрал?