– Кстати, как там идут дела? – спросила Александра лениво, не желая, чтобы он уходил. Одиночество спускалось к ней с потолка.

– Мы все еще ждем посеребренный комплект для ванной комнаты, заказанный в Западной Германии, и я должен был послать к Крэнстону за медным листом под ванну, подходящего размера, чтобы не было швов. Уж скорее бы все это закончилось. Там что-то не так. Этот парень обычно спит после полудня, и иногда идешь, а там вообще никого нет, только пушистый кот бродит. Ненавижу котов.

– Они противные, – сказала Александра. – Как я.

– Нет, послушай, Ал. Ты mia vacca. Mia vacca bianca [18]. Ты моя большая тарелка с мороженым. Что же мне еще сказать? Каждый раз, когда я пытаюсь быть серьезным, ты затыкаешь мне рот.

– Серьезность пугает меня, – сказала она серьезно. – Так или иначе, в любом случае я знаю, что ты просто шутишь.

Но на самом деле она его дразнила, заставив шнурки его туфель из бычьей кожи, какие носят студенты колледжа, развязаться так же быстро, как он их завязал; в конце концов, Джо вынужден был уйти, шаркая, с волочащимися шнурками, его самолюбие и опрятность были посрамлены. Шаги удалялись, затихая на лестнице, один и другой, дальше и дальше, а звук хлопнувшей двери был как твердая маленькая шишка, цельный кусочек расписного дерева, заключенный глубоко внутри русской матрешки. За окнами, выходящими во двор, звучала скрипучая песня скворца, дикая ежевика привлекала птиц сотнями к болоту. Посреди кровати, снова неожиданно огромной, покинутая и неудовлетворенная Александра, уставившись в белый потолок, пыталась опять поймать этот странно яркий архитектурный образ дома Леноксов, но смогла вызвать лишь призрачное видение – необычайно бледный прямоугольник, как на конверте, так долго хранившемся на чердаке, что марка отпала сама собой.

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ, МУЗЫКАНТ И ЛЮБИТЕЛЬ ЖИВОПИСИ

ЗАНЯТ ОБНОВЛЕНИЕМ СТАРОГО ОСОБНЯКА ЛЕНОКСОВ

Мистер Даррил Ван Хорн, обладающий грубоватой красотой, хорошими манерами и глубоким голосом, недавно приехавший из Манхэттена, а теперь довольный жизнью иствикский налогоплательщик, принял вашего репортера на своем острове.

Да, именно на острове со знаменитым особняком Леноксов, потому что этот новый житель Иствика приобрел поместье, окруженное болотом, а при сильном приливе – просто водой.

Дом, построенный около 1895 года из кирпича в английском стиле, с симметричным фасадом и массивными трубами, новый владелец надеется использовать для многих целей – под лабораторию для своих невероятных экспериментов с химическими веществами и солнечной энергией, как концертный зал, в котором стоит не менее трех роялей (на которых он, уж поверьте мне, играет профессионально), и как большую галерею, на стенах которой будут висеть знаменитые работы таких современных мастеров, как Роберт Раушенберг. Клаус Олденберг, Боб Индиана и Джеймс Ван Дайн.

Тщательно отделанная оранжерея, японская ванна, которая будет являть великолепное зрелище блеском меди и полированного тикового дерева, теннисный корт с искусственным покрытием – все это находится в процессе строительства. На острове раздаются стук молотка и жужжание пилы, а красивые белые цапли, обычно гнездившиеся в укромных уголках имения, ищут временного убежища где-нибудь в другом месте.

За прогресс надо платить!

Ван Хорн, хотя и общительный человек, не очень распространяется о нововведениях и надеется насладиться уединением и размышлениями в своем новом жилище.

– В Род-Айленд, – сказал он любопытствующему репортеру, – меня привлекли простор и красота, редкие на Восточном побережье в наши беспокойные и суетные времена. Я уже чувствую себя здесь как дома. Роскошное место! – добавил он непринужденно, стоя рядом с репортером на развалинах старой пристани Леноксов и созерцая перспективу болота, канала, низменность, заросшую кустарником, и далекий океан на горизонте, видимый со второго этажа.

Дом с его огромными пространствами кленового паркета и высокими потолками с лепными гипсовыми розетками над люстрами и лепными дентикулами по периметру комнат казался холодным в день моего осеннего визита, забитый множеством нераспакованных ящиков с оборудованием и новой мебелью, но ваш репортер убедился, что грядущая зима не страшна для нашего изобретательного хозяина.

На большой шиферной крыше Ван Хорн планирует установить несколько панелей солнечных батарей и, более того, чувствует близость окончательного завершения процесса, за которым пристально следят, процесса, который сократит расход устаревших видов топлива, они выйдут из употребления в ближайшем будущем. Торопите время!

Поместье, теперь заросшее сумахом, китайским ясенем, виргинской черемухой и другими дикими деревьями, новый хозяин видит в будущем как субтропический рай, переполненный экзотической растительностью, убираемой на зиму в стеклянную оранжерею дома Леноксов. Летние скульптуры, некогда украшавшие местный Версаль, теперь, к сожалению, так разрушены, что многие фигуры лишились носов и рук; гордый владелец собирается реставрировать их в помещении, заменив копиями из стекловолокна вдоль величественной аллеи (ее хорошо помнят старейшие жители этих мест) в стиле знаменитых кариатид на Афинском Парфеноне в Греции.

Дамба, как сказал Ван Хорн с широким жестом, столь характерным для него, может быть укреплена на низких участках с помощью алюминиевых понтонных секций.

– Пристань – это так здорово, – сказал он весело. – Можно будет уплыть на яхте к Ньюпорту и дальше, до Провиденса.

Ван Хорн делит свое обширное жилище только с дворецким, мистером Фиделем Малагером, и очаровательным пушистым ангорским котенком, причудливо именуемым Тамкин, потому что у него лишние пальцы на лапах [19].

Ваш репортер, уверенная в том, что говорит от имени многочисленных соседей, приветствовала прибывшего в легендарную местность Южного округа человека, впечатлительного и сердечного.

Дом Леноксов опять стал средоточием всеобщего интереса!

Сьюзанн Ружмонт

– Ты была там! – Александра по телефону ревниво обвиняла Сьюки, прочитав заметку в газете.

– Дорогая, это было задание.

– И кто придумал это задание?

– Я, – призналась Сьюки. – Клайд не был уверен, что это из разряда новостей. И иногда в подобных случаях, когда рассказываешь о том, какой у кого-то прекрасный дом, на следующей неделе его грабят, и владелец подает в суд на газету.

Клайд Гэбриел, жилистый усталый человек, имеющий неприветливую жену-домохозяйку, был редактором «Уорд». Примирительным тоном Сьюки спросила:

– Что ты думаешь о заметке?

– Ну, дорогая, она колоритная, но ты вдаешься в детали, и, честно говоря, не в обиду будет сказано, ты должна просмотреть свои причастия. Их там столько понатыкано.

– Если в заметке меньше пяти абзацев, она идет без имени автора. К тому же он меня напоил. Сначала был чай с ромом, а потом ром без чая. Этот жуткий слуга-мексиканец приносил все на невероятно огромном серебряном подносе. Я никогда не видела такого большого подноса: он размером со столешницу, сплошь гравированный или орнаментированный, или что-то в этом роде.