— Слышь, кто ты теперь по званию?

— Как и раньше — капитан. Капитан Максимов…

— Давай включим мозги, товарищ капитан… Две головы все же лучше, чем одна…

— Согласен!

— Твой брат — бывший военный, то есть человек, не понаслышке знающий о режиме секретности…

— Да.

— Ни с того ни с сего поделился своими подозрениями со случайными знакомыми, а те сразу поверили и решили позвонить тебе… Сомнительно, не правда ли?

— Вот и я об этом…

— И, кстати, где они взяли номер твоего телефона?

— Юрка дал.

— Ты утверждаешь, что он принял собутыльников за оборванцев.

— Ну да…

— Однако тот факт, что Юрий дал им твой телефон, свидетельствует совершенно об ином…

— О чем же?

— Он был на все сто уверен в том, что его собутыльники, как и ты, имеют отношение к МВД. А это значит, что те парни тоже догадывались о твоей роли, и в тот день разрабатывали именно тебя.

— Вот видите, товарищ майор, вы и сами обо всем догадались…

— Ты хоть говорил с братом после той выходки?

— Нет. Через день он погиб — выбросился из окна своего восьмого этажа.

— И у тебя есть подозрения, что ему помогли…

— Точно!

— Значит, тех, кто побывал в Юриной квартире, ты уже вычислил?

— Да!

— И кто это?

— Теперь — большие люди… Один — в столице, а другой… Левитин!

— О! Чудеса! И что их побудило затеять столь изощренную месть?

— Точно не знаю… Но подозрения имею.

— Поделись…

— Однажды я помог посадить за решетку криминального авторитета по кличке «Монгол»…

— Так вот чья это работа!

— А тот оказался кумом Левы, то бишь Анатолия Борисовича Левитина… Вместе они провернули дел на миллионы! С тех пор мне зажимают звания, не повышают в должности, при каждом удобном случае объявляют взыскания. До сих пор — капитан, а мог бы быть — подполковником.

— Теперь я «догоняю», почему ты горишь желанием помочь мне!..

* * *

Егоршин понимал, что Максимов вряд ли может оказаться двойным агентом. Да и особой надобности приставлять к нему кого-то нет: противник и так осведомлен о всех его перемещениях, благодаря прослушиванию телефонных разговоров. И все же до конца своему новому соратнику майор еще не доверял. Поэтому велел остановить машину между двумя соседними с пятиэтажкой особнячками. Дальше пошел пешком.

Вот он — единственный подъезд злосчастной малосемейки, все те же старушки на скамье, только почему-то без Инессы Сигизмундовны, библиотека… Прямо под ее окнами — вентиляционная яма, где был найден труп Шелягова, а над ними — застекленная лоджия, в которой темнел сгорбленный силуэт человека в инвалидной коляске.

Василий поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. В ответ — тишина. Еще… И еще раз… Наконец изнутри послышалось шарканье ног…

— Вам кого? — спросил усталый женский голос.

— Я к Геннадию…

— Он занят!

Оперативник приложил удостоверение к глазку:

— Майор Егоршин, уголовный розыск.

— Чего вы хотите? — завопила дама. — Мы вчера все рассказали вашим коллегам! Больше добавить нам нечего!

— Откройте, прошу вас, чтобы не пришлось вызывать участкового…

Дверь скрипнула и отворилась.

За порогом стояла миниатюрная худенькая женщина не старше сорока лет, к которой наблюдательный гость тут же мысленно прилепил издевательское прозвище — «Дюймовочка». Когда-то, может быть совсем недавно, она наверняка выглядела милой и обаятельной, теперь же больше напоминала неопрятную, раздражительную и злую старуху…

— Позовите сына…

— Гена, к тебе пришли! (Мать не стала дожидаться, пока ее кровинка приедет в просторный зал, — сама бросилась на лоджию и стала что-то шептать парню в ухо. «Не вздумай ничего говорить» — то ли расслышал, то ли догадался Василий).

После короткого «инструктажа» в двери, ведущей на балкон, появилась, наконец, инвалидная коляска.

— Здравствуйте.

— День добрый.

— Я майор Егоршин. Вчера под вашим окном убили моего лучшего друга…

— Ну, чего ты молчишь? Скажи ему, что ничего не видел, — настаивала Дюймовочка.

— Мама, я взрослый человек и знаю, что мне делать!

— Взрослый… Забыл, как связываться с ними?

— К сожалению, в то время, когда случилось несчастье с вашим товарищем, по телику шла очередная «Битва экстрасенсов», а мы эту передачу никогда не пропускаем, — вяло поведал инвалид. — Обо всем этом я рассказал вчера некоему лейтенанту Гаврилову. Надеюсь, он ничего не перепутал, записывая мои свидетельства.

— Значит так, Гена… Тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— Моя дочь — Анюта — на год младше. Уже двое суток она не выходит из комы…

— И что с ней стряслось?

— Вот это я и пытаюсь установить…

— А… Это, наверное, та девушка, которую нашли в городском парке?

— Ты прав.

— Точно… Ее фамилия — Егоршина… Мы даже ходили в одну школу. Пока я мог ходить…

— Так ты не с рождения… того…

— Нет, — печально прошептала мать. — Его сбил пьяный судья. Мы пытались взыскать с него хоть какие-то деньги на лечение, да где там!

— А в истории с моей Анютой фигурирует прокурор города Белокуров.

— Одного поля ягоды!

— Что-то мог прояснить ваш сосед — Синицын, но его убили… Мы не успели всего на несколько секунд. Мой друг и коллега — Андрей Шелягов — бросился преследовать подозреваемого. Теперь он тоже мертв…

— Ну, хорошо… Вы добьетесь своего и докажете причастность прокурора к тому, что случилось с вашей дочерью. И что дальше?

— Не знаю… Но так просто ему это не пройдет!

— Да бросьте вы… Гена средь бела дня переходил дорогу по пешеходному переходу. Прямо возле своей школы. Все машины остановились. А этот не посчитал нужным… Потом схему ДТП перерисовали. Оказалось, мой сын не шел, а бежал, причем — в неположенном месте… А судья, который из-за алкогольного опьянения более чем в три промилле не мог выбраться из машины, по мановению волшебной палочки стал трезвым как стеклышко! И вообще, за рулем был его несовершеннолетний племянник, а Горшков сидел сбоку…

— Горшков говорите…

— Ну, да…

— Теперь он председатель городского суда.

— Одна шайка-лейка! Таких, как мы, они и за людей не считают. Бьют, давят, сажают в тюрьмы — из дому выходить страшно…