её обучение. От тебя, уважаемый, мне нужно только письменное подтверждение того, что моя дочь имеет активный дар силы. Этого будет вполне достаточно для заключения союза с одним из семейств, заинтересованных в развитии магических способностей у потомков.— О, подобное заключение я могу дать без колебаний хоть сей миг, — сказал Мерридин. Взяв перо, он поставил на свитке замысловатую подпись и заверил её оттиском одного из своих перстней. — В конце концов, по материнской линии передаётся обычно лишь само наличие дара, а не сила его проявления, так что, я уверен, найдётся достаточно желающих…

Слушать дальше Краса не стала. Слишком сложно ей сделалось стоять неподвижно, сохраняя дыхание ровным и держа при себе рвущийся наружу гнев. Увы, те, кому она верила всей душой и кем искренне восхищалась, видели в ней лишь годный к размножению скот. «Ах вот как, уважаемый папочка? — думала она по пути к своей спальне, кусая от обиды губы. — Значит, я для тебя не достаточно хороша только потому, что не родилась парнем? И ты с самого начала растил меня, надеясь выгодно продать. А обучение у мастера Мерридина, получается, понадобилось лишь для того, чтобы можно было заломить цену повыше. Никто вовсе и не собирался всерьёз ничему меня учить. Ну что же… В таком случае боюсь, что тебя ждёт неприятный сюрприз.»

С того дня Краса предпочла всему учиться сама, тайком штудируя книги отца и упражняясь в управлении потоками силы во время, отведённое для обучения рукоделию. От уроков же мастера Мерридина она старательно отлынивала, делая вид, что глупа, бездарна, непонятлива, а то и вовсе больна. И тут мало было простого притворства: чтобы обмануть старого мага, приходилось действительно становиться тем, кого бралась изображать, изменяя течение потоков силы в собственном теле. О, эти «уроки» развили её врождённый дар лучше любых книг! К пятнадцати кругам Краса без усилий могла, не меняя сверх меры собственного облика, заставить окружающих увидеть её именно такой, какой ей хотелось им показаться: красивой или отталкивающей, умной или непроходимо тупой, зелёной девочкой или женщиной в расцвете зрелости, больной и усталой или, наоборот, полной сил и лучащейся здоровьем… Это было удобно и позволяло ловко управлять людьми. Почти всеми. Исключение представлял собой её собственный отец. Единственное, чего Краса сумела достигнуть — научилась отгораживаться от его взгляда в силе непроницаемой стеной.

Пока Гардемир строил хитрые планы о том, как поудачнее и повыгоднее выдать замуж единственную дочь, Краса успела сама распорядиться собственной судьбой. Она коротко сошлась с служившим при конюшне юным оборотнем Яруном Воронёнком и условилась тайно обручиться с ним после ближайших Дожинок*. Жить молодая пара рассчитывала в лесу, попросив приюта у Яруновой родни. Как же это было глупо и наивно… Побывав на хуторе Старого Ворона, Краса убедилась в том, что лесные оборотни во многом ещё более костны и твердолобы, чем люди, а жизнь в Торме даже для обладателя дара силы тяжела и полна забот. И уж если ты тётка, то будь хоть семи пядей во лбу — проведёшь весь век бесправной рабой при хозяйстве мужа.

К добру или к худу, лесное приключение закончилось для Красы возвратом в Ольховец и замужеством по приказу. Нельзя сказать, что выбор князя оказался сильно плох: назначенный им муж, целитель Венсель, был не беден, уважаем людьми и весьма сведущ в управлении потоками силы. К тому же характером он обладал спокойным и мягким. Вот только Красе рядом с ним было непроходимо скучно. Да и не так уж много времени Венсель уделял своей жене. Его страстью был мир силы, а того, что происходит в мире людей, он предпочитал просто не замечать. Затеяв поменяться местами с Усладой, Краса думала всего лишь развлечься, развеять тоску. Но теперь она вынуждена была признать, что завидует подруге: её спокойному, беззаботному житью, богатству, безмолвному почтению челяди… Усладе ни к чему лезть из кожи вон, ломать и скрывать свою суть, добиваясь любви и уважения от других: она и так княжна, она — выше всех. И жених её пусть сопляк, да и внешне не слишком хорош, но ведь сын правителя горной страны! А главное — он смотрел нынче на Красу глазами, полными живого интереса. И за завтраком, и позже, когда под конвоем нянек они вместе гуляли в саду. Именно ей, пусть даже скрытой в неловком и скромном внешне теле княжны, Идрис дарил своё внимание, слушал её слова. Был терпелив и совсем не заносчив. Забавлял рассказами о своей стране и осторожно выспрашивал о порядках в её родном Приоградье. Пожалуй, с таким можно было бы и поладить. Но — он принадлежит Усладке, которая едва услышав о сватовстве, даже взглянуть на него не захотела, сразу затряслась, как овечий хвост. «Вот где справедливость? — сказала Краса сама себе, задвигая на место потайную шкатулку. — Почему одним всё, а другим ничего?»

Между тем до вечера оставалось ещё достаточно времени. Красе подумалось, что хоть горская лепёшка с козьим сыром и была хороша, но для полноценного завтрака вышла маловата. Перед теми, кто сидел за столами в зале, явно ставили угощение побогаче. А значит, в самый раз ей наведаться на поварню: уж там-то не пожалеют свежей булочки для своей княжны, а заодно расскажут ей и все свежие сплетни. Решив так, Краса отбросила грустные мысли, поправила на себе узорчатый запон, распахнула настежь дверь и бодро побежала по лестнице вниз.

В галерее перед входом в её терем прохаживался один из молодых стражей. Краса узнала его и тихонько окликнула:— Эй, Изок! Поди-ка сюда.Парень обернулся и с удивлением поглядел на княжну: обычно та, проходя мимо, едва удостаивала его кивком. Опомнившись, он поприветствовал госпожу почтительным поклоном. А она, хитро улыбнувшись, сказала:— Что, правду ли девушки говорят, будто моего жениха разместили не в гостевых покоях, а при казарме?— Да, госпожа Услада, так и есть. У кравотынцев такое в обычае: младших, даже если они знатного рода, держать среди простых воинов.— По-твоему это разумно? — лукаво спросила княжна.Изок слегка растерялся, не зная, как ей лучше ответить, но девушка тут же задала ему другой вопрос:— Расскажи-ка мне про амираэна** Идриса. Что он по-твоему за человек? Да не бойся, говори, как сам думаешь. Каковы они вообще, эти кравотынцы?Помявшись немного, Изок сперва промолвил неуверенно:— Княжич Идрис? Парень как парень. Тихий, вежливый. Горские говорят о нём, что благоразумен и почтителен к старшим, — а потом добавил, решившись: — Да что уж там,