– Из-за меня. – Молли резко крутанула руль, вписываясь в поворот. – Я вот все думаю: может быть, приют… тьфу, реабилитационный центр – не такая уж плохая идея?

– Мама! Как ты можешь?

Молли не стала спорить с дочерью. Она надеялась, что Эми, увидев, что для проживающих в этой частной лечебнице пациентов созданы весьма комфортные условия, изменит свое мнение.

Пока они ехали, небо затянуло тучами, подул резкий, холодный ветер. Другими словами, установилась типичная для этих мест погода, которую Молли так ненавидела. С другой стороны, думала она, приют лучше посещать, когда пасмурно. Это больше соответствует духу такого заведения.

«Мейпл Менор» оказался сложенным из кирпича, длинным одноэтажным зданием. Когда Молли остановила машину на почти пустой парковочной площадке, на асфальт упали первые дождевые капли.

Молли выключила зажигание и посмотрела на дочь. Эми обеими руками прижимала к груди пластмассовое ведерко. Лицо у нее было еще белее, чем прежде.

– Придется тебе, как видно, идти туда без меня, – сказала она.

Молли потрепала дочь по бледной щеке.

– В принципе, моя милая, ты должна лежать в постели.

Эми кивнула, прикрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.

– Я постараюсь не задерживаться, – пообещала Молли.

Эми пробормотала что-то нечленораздельное. Молли вылезла из машины, захлопнула дверцу и зашагала по направлению к зданию.

Внутри помещения пахло лимонным освежителем воздуха. У двери рядом со столиком дежурного висело расписание занятий по труду и по пению. В холле и коридоре было чисто. Дежурная оказалась дружелюбной и улыбчивой женщиной.

«Неплохое местечко, – сказала себе Молли. – Быть может, если Эми все это оценит по достоинству, то…»

Молли нашла Остина сама. Он находился в дальнем конце комнаты отдыха и смотрел в окно на глухую кирпичную стену выстроенного напротив дома. Что и говорить, зрелище было не слишком вдохновляющее.

Она тихонько подошла к мужу и остановилась в нескольких шагах от его кресла.

– Остин…

Молли так и не поняла, услышал он ее или нет. Во всяком случае, виду он не подал: не шелохнулся, не повернул головы – ничего. По его безвольно опущенным плечам и клонившейся вниз голове Молли поняла, что он бесконечно утомлен. Он все еще очень быстро уставал, и в такие минуты казалось, что в его состоянии никакого улучшения не наступило.

– Остин… – Молли снова назвала мужа по имени. Она никак не могла взять в толк, как разрешить сложившуюся ситуацию. – Что ты здесь делаешь?

По стеклу барабанили дождевые капли. От падавших с неба водяных струй кирпичная стена за окном потемнела и приобрела еще более мрачный вид.

Неожиданно Остин протянул руку, взялся за подставку с листом бумаги и карандашом на веревочке.

Хотя доктор Хэнкс утверждал, что обращение к карандашу и бумаге замедлит прогресс в плане восстановления речи, Остин упрямо продолжал писать все свои реплики.

Поскольку он очень устал, буквы у него выходили куда хуже, чем обычно, и отличались друг от друга размерами. Кроме того, Остин делал грамматические ошибки и почти не соблюдал промежутков между словами, так что понять его записи было мудрено. Молли, однако, без труда разобрала его каракули. Он хотел, чтобы она съехала. Только после этого он соглашался вернуться домой.

– Если я съеду, – сказала она, – кто будет за тобой ухаживать?

Остин снова зацарапал грифелем по бумаге: ЭМИ.

Он повернул голову и с отсутствующим видом посмотрел мимо Молли, отыскивая взглядом дочь.

Молли между тем думала, через какие трудности придется пройти Эми в том случае, если Остин будет настаивать на своем.

– В данный момент Эми сидит в машине на парковочной площадке, и ее сильно тошнит, – сказала Эми, ткнув пальцем в сторону стоянки. – Ты помнишь, как ее тошнило в прошлый раз? Так вот, сейчас ее тошнит ничуть не меньше.

В глазах Остина проступила тревога. Похоже, он разделял страхи Молли за здоровье дочери.

Схватившись за карандаш, он снова принялся выводить на листе бумаги свои каракули:

МНЭ НЫКТО НЕ НУЖЭН.

Чтобы продемонстрировать свою самостоятельность, он даже сделал попытку подняться на ноги. Эта простейшая для большинства людей операция потребовала от него чудовищного напряжения всех сил. Молли хотела ему помочь, но на основании полученного в больнице опыта знала, что он обязательно оттолкнет от себя ее руки.

Поднявшись с кресла, Остин стоял перед ней на подгибающихся от слабости ногах. Рост у него по-прежнему был внушительный, хотя он и начал сутулиться. Чтобы видеть его лицо, ей приходилось задирать голову. В очередной раз подивившись ширине его плеч, Молли подумала, что со стороны может показаться, будто именно их ширина и массивность тянут Остина к земле.

Он пробыл в приюте всего несколько часов, но вид у него был уже не такой опрятный, как в больнице. К примеру, была расстегнута пуговица. Создавалось впечатление, что с тех пор, как он сюда приехал и уселся у окна, никто о нем не позаботился, не обратил внимания на его состояние.

Глядя на мужа в эту минуту, Молли не верилось, что она могла когда-то его бояться. Впрочем, чтобы убедиться в обратном, ей достаточно было всмотреться в его глаза. В них полыхало мрачное пламя неприятия и осуждения.

И ненависти.

Но странное дело, она его больше не боялась. Она вернулась в Ла-Гранде, чтобы помочь дочери, и собирается заниматься этим и впредь. Что бы там ни писал ей неровными буквами Остин.

– У меня сейчас новая жизнь, – сказала она мужу, думая о том, что случилось с ней за последний год. Пустить корни на новом месте не так-то просто, особенно для женщины ее возраста. Еще сложнее начать новую жизнь. – Если ты думаешь, что я вернулась насовсем, то сильно ошибаешься. Я собираюсь уехать из Ла-Гранде, как только ты придешь в норму и сможешь заботиться о себе сам.

Остин удивленно выгнул бровь.

Ей удалось-таки заручиться его вниманием.

– Запомни, я сделала это не для тебя, а для Эми. Она должна заниматься своей семьей, ей предстоят новые роды. У нее слишком много причин для волнений, чтобы волноваться еще и за тебя. Если ты думаешь о ком-нибудь, кроме себя самого, то советую тебе вернуться домой. Сегодня же.

Его взгляд переместился с ее лица на сидевшую в углу с вязанием пожилую женщину, а потом – на игравших у окна в карты стариков.

Эми была права.

Не то чтобы приют был таким уж плохим местом. Нет. Просто он не подходил для Остина. Молли не могла себе представить мужа на уроке труда или на занятиях по пению. Идея Остина укрыться здесь от окружающего мира показалась ей смехотворной. Его беда заключалась в том, что он был напрочь лишен непосредственности, воспринимал себя слишком серьезно и довольствоваться маленькими радостями жизни, как это делали его товарищи по несчастью, не умел.