Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, дружок, – сказал он Расмусу. – У меня есть к тебе одно маленькое дельце… Вы, конечно, можете сдать нас полиции…
– Да, можем, – крикнул Расмус. – Именно так мы и сделаем!
Это была хорошая идея. Понтус осмелел:
– Так и сделаем, – подтвердил он. – У него родной отец – полицейский, – указал он на Расмуса.
– Да, мой папа – полицейский, если вы не знали! Вот здорово будет привести его сюда!
В глазах Альфредо мелькнуло что-то похожее на сочувствие:
– Ай, бедный ребёнок, – вздохнул он. – Подумать только, отец – полицейский! Но даже если твой отец быть фараон, из тебя ещё может выйти порядочный человек… Я надеяться.
Эрнст повернулся к Расмусу:
– Послушай, дружок, тебе ведь не понравится, если я сверну твоей собачке шею?
Расмус так заплакал, что даже не пытался успокоиться. В горле жгло, а слёзы сами набегали на глаза, пока он подыскивал достойный ответ:
– Если вы… – начал он, но продолжить не смог, только тихо и горько всхлипнул. Понтус прикусил губу и молча положил руку другу на плечо.
– Так вот, если вы сдадите нас полиции, твоя собачка тут же отправится к праотцам, – сказал Эрнст. – Уже за то, что вы сунули клювики в наше логово, я попаду за решётку на пару лет. Так что даром вам это не пройдёт.
Альфредо злобно кивнул:
– А может, мы свернуть шею и этим тфум негодяй?
– Так вот, послушай, – продолжал Эрнст, толкая ногой сумку, стоящую на полу. – Что, если мы сменяем твою собачку на всё это добро?
Расмус вопросительно глянул на него заплаканными глазами.
– Мы тоже хотим жить, – сказал Эрнст. – А вам до баронского барахла что за печаль? Он-то с голоду не помрёт. Понимаешь, куда я клоню?
Расмус помотал головой.
– Вы влезли во взрослую игру, – зло прошипел Эрнст. – Так что запомните: если проболтаетесь, я тут же сверну собаке шею, и плевать мне, что потом. А если будете держать язык за зубами, получишь свою дворняжку назад… Ясно?
Расмус заплакал. Он слышал, как скулит Растяпа, но ничем не мог ему помочь.
– Отличный идея, – сказал Альфредо, – замечательный идея. Если вы проболтаться, мы убивать псина, если вы держать язык за зубов, мы не убивать псина. Отличный идея!
– Ну, по рукам? – спросил Эрнст.
Расмус всхлипнул. Ему было стыдно идти на такую сделку, но Растяпе угрожала смертельная опасность, а Расмус очень его любил. Он вопросительно посмотрел на Понтуса, и тот кивнул, он был совершенно согласен, что собака куда важнее серебра фон Ренкенов.
– Теперь отпустите Растяпу, – пробормотал Расмус.
Альфредо резко повернулся к нему:
– Вы обещать? И держать обещание? Запоминать, уговор дороже деньги, как говорить мой бедный мамочка!
Расмус не слышал его. Он обернулся к Берте:
– Отпустите Растяпу!
– Минутку, – вкрадчиво проговорил Эрнст. – Ты же понимаешь, дружок, что свою собачку ты получишь только завтра вечером?
Расмус онемел от такого низкого коварства.
– Мы не успеем избавиться от всего этого, – пояснил Эрнст. – Почему, вам знать необязательно. Но пока мы не заметём следы, собаку мы вам не отдадим.
– Но мы же пообещали, – горько сказал Расмус.
Эрнст снова подошёл так близко, что Расмус ощутил запах кофе, и сказал с угрозой:
– Я не верю обещаниям. Я запру собаку в таком месте, где никто её не найдёт и не услышит лая. Если вы проболтаетесь и нас накроют, можешь распрощаться со своей дворняжкой. Она сдохнет с голоду взаперти.
Альфредо закивал:
– Так! Там не быть еды, не быть воды… Псина умирать с голоду!
Расмус снова заплакал. Платка у него не было, и он прохлюпал в ответ:
– Если вы что-нибудь сделаете с Растяпой, я… я…
Эрнст прервал его:
– Завтра вечером, ты же слышал! Будете вести себя хорошо, с собакой ничего не случится. А теперь ступайте прочь, так, чтобы я видел, что вы ушли!
Он подтолкнул ребят к двери.
– Прощай, Тяпа, прощай, – всхлипнул Расмус.
– Вечером придёте сюда, чтобы я знал, что вы держите слово, – сказал Эрнст им вслед. – Поняли?
– Иди к чёрту, – прошептал Расмус.
И синие джинсы с кедами отправились в сторону дома. Они медленно брели между сиреневыми кустами, такие усталые, такие грязные и в таких расстроенных чувствах, что готовы были окончательно разнюниться. «Союз спасения жертв несчастной любви» погрузился в траур: одна половина учреждения так горько всхлипывала, что вторая даже не представляла, чем её утешить. Понтус обнял Расмуса за плечи и сказал:
– Ну, не плачь. Завтра вечером они его отдадут.
Но Расмус никак не мог успокоиться:
– Завтра вечером! А представляешь, всё это время… Бедный Растяпа!
Конечно, ужасно, что всё это время Растяпа будет сидеть в одиночестве, с этим Понтус был совершенно согласен.
– Да что они ему сделают? – успокаивающе сказал он.
Понтус с опаской оглянулся в сторону Альфредова вагончика. Дверь была закрыта, но Берта стояла у окна и следила за ними злыми глазами.
Понтус ещё немножко подумал:
– Послушай, Расмус, – сказал он тихо, – а что, если мы спрячемся вон за той сиренью и посмотрим, куда они понесут Растяпу?
Расмус даже приостановился. Вот это Понтус! Именно такой друг и нужен человеку в беде.
– Ты правда останешься? – горячо выдохнул он. Сам он ради Растяпы готов был на всё, готов был подвергаться любой опасности, но Понтус… И ведь это даже не его собака! В этот момент Расмус так любил Понтуса, что его прямо в жар бросило.
– Иди вперёд, – сказал Понтус и подтолкнул Расмуса. – Берта нас караулит.
Они поплелись по узенькой тропинке к выходу. Вагончики и место, где проводились праздники, окружал заборчик, а чуть подальше была маленькая калитка, через которую проходил местный люд. В часы ярмарки у калитки на случай бесплатных гостей стоял сторож, но в такое раннее время его ещё не было. Совсем недавно они проскользнули как раз в эту калитку, и другого выхода с территории рынка не было.
– Сюда, – шепнул Понтус и указал на большой сиреневый куст у двери. – Если спрячемся там, они нас не увидят, а мы посмотрим, куда они пойдут.
Они опустились на колени и залезли в густые заросли: сквозь листву отлично просматривалась калитка. В их укрытии было сыро и грязно, Расмус почувствовал, что джинсы становятся ещё мокрее и чернее, чем были, и представил, какие выводы сделает утром мама, когда увидит его. Утром… А ведь уже и было утро. Он взглянул на часы. Была половина четвёртого, и Расмус начал опасаться, что не успеет вернуться к завтраку. Но воры с Растяпой тоже должны были поторопиться. Воры с Растяпой… От этой мысли Расмус стал кусать кулаки.