Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому же сейчас мы владеем информацией, знаем врага в лицо, можем даже примерно предположить, где он находится. А нас вот так, на задворки. Руки так и чешутся взяться за новое дело, но начальству виднее.
Вскоре сеанс закончился, я выключил прибор, убрал антенну и отправился в дом. И самое отвратительное во всём этом было то, что я понятия не имел, заметили его наши или нет, и что теперь делать дальше? Ожидание и полное непонимание ситуации с каждой минутой раздражало всё сильнее, а теперь, когда появилась надежда, стало совершенно невыносимо. Нажраться бы, да у Штыка нет ни грамма алкоголя.
С другой стороны, нам бы радоваться покою, вот только всё дело в том, что он мнимый. Как только войска уродов сметут западные крепости, наша жизнь превратится в настоящий ад. Больше не останется островков безопасности, об оседлом образе жизни придётся забыть навсегда. Но и постоянные переезды не дадут никакой гарантии на выживание. А потому, зная, что у нас есть все шансы привести мир к шаткому, но всё же равновесию, прозябать на отшибе попросту невыносимо.
* * *
Мы играли в карты, когда снаружи раздался шум вертолёта. Я почти «укатил бочку» — на руках отличная комбинация из червонной масти, однако карты моментально полетели на стол, а я к выходу, подхватив на ходу ракетницу из рюкзака. О том, что это могут быть враги, я даже не думал, потому как на улице ещё не село солнце, хотя горизонт уже окрасился в розовые тона. Сердце учащённо застучало в груди. Ну наконец-то, надеюсь, Старый не просто в гости пожаловал, чтобы посмотреть на то, как мы устроились.
Даже не думая скрываться, я вышел на открытое пространство, поднял ракетницу вверх и выпустил зелёную, тем самым давая понять, что у нас безопасно. Однако, винтокрылая птица, прежде чем пойти на посадку, сделала ещё пару кругов. Скорее всего, пилот внимательно рассматривал местность, а может быть, и наличие опасности тоже.
Ветер от винтов устроил настоящую метель, когда вертолёт приблизился к поверхности. Шум просто невыносимый, особенно, если учесть, что на протяжении стольких лет нас постоянно окружает мёртвая тишина. Боковая дверца откинулась в сторону, и из брюха машины на землю спрыгнул силуэт, который, пригибаясь, поспешил мне навстречу. И надо признать, я был крайне удивлён, когда вместо Старого увидел Лёху.
— Вот так сюрприз, — усмехнулся я. — Сам Алексей Викторович пожаловал.
— Не ёрничай, Сань, — поморщился тот. — Или не рад меня видеть?
— Да рад, рад, — пожал я его крепкую руку, после чего дёрнул на себя и приобнял, — но всё же немного взволнован. Чему обязан?
— Случаю, — ухмыльнулся тот. — Остальные с тобой?
— Да, в доме, — кивнул я в сторону скрытой снегом хижины. — Только ты там особо не удивляйся, у нас не совсем здоровый хозяин. В общем, внимания не обращай.
— Разберёмся, — отмахнулся тот и двинулся к нашему убежищу.
Вертолёт заглушил двигатель, его лопасти всё ещё со свистом рассекали воздух, но шум стих уже в достаточной степени, чтобы подойдя к двери, мы смогли расслышать истерику Штыка. Видимо, по этой причине, остальные не вывалили на улицу следом, пытались успокоить психа. Мы без стука вошли внутрь, после чего я поспешил с помощью к остальным.
— Тихо, тихо, дружище, ты чего так разбушевался? — присел я на корточки перед хозяином, который раскачивался взад-вперёд, обхватив голову руками и выл во весь голос. — Это мой старый товарищ, мы с ним с самого детства дружим. Он не чужой, не враг, успокойся, Штык.
Слова возымели действие и хоть не сразу, но тот сбавил обороты, завывать пока не прекратил, но уже перемежал его с тихим бормотанием. Лёха спокойно прошёл в дом, уселся за стол и терпеливо ожидал, пока я закончу «психотерапию». Светка, напротив, тут же подскочила и принялась хлопотать у печи, водрузила на неё чайник и подкинула немного дров в топку. Грог сгрёб карты в одну кучу и раскладывал какой-то пасьянс. Макс сменил меня возле Штыка, на его присутствие он реагировал более адекватно и вскоре завывания вовсе прекратились и сменились тихим, привычным уже бормотанием. Ну а Машка просто таращила глаза на нового гостя, совершенно не понимая, отчего все вдруг засуетились.
— Походу, Старый сильно занят, раз сам начальник к нам пожаловал, — заметил Грог, когда ситуация более или менее устаканилась.
— Старый мёртв, — вдруг ошарашил нас Лёха. — Его нашли в Кировской комендатуре, с дыркой от пули во лбу. Рядом какая-то женщина, как вы понимаете, тоже мёртвая и очень любопытные рисунки.
— Да ну нахуй?! — выпучил я глаза от удивления, и со всей силы приложил кулаком по столешнице. — Да как так-то?! Твою мать… Так это не он стрелял. Утилизатор, сука! Вы его поймали?
— Конечно, нет, — спокойно ответил Лёха. — Кто бы, по-твоему, этим занимался? Да ты сам видел, что там творилось в тот момент. На выстрелы никто даже не отреагировал, их обнаружили на следующее утро, когда производили разведку окрестностей.
— Уроды что, не спалили Киров? — уточнил Грог.
— Спалили, но огонь уничтожил лишь окраину, погода выдалась тихой и пожар не распространился.
— И как там? Далеко они продвинулись? — осторожно уточнила Света.
— Сдерживаем их под Смоленском и Рославлем, но сколько это продлится — неизвестно. Сегодня ночью к ним должно было подойти подкрепление с юга.
— Но? — озвучил я вопрос, который сам напрашивался в паузу.
— Но мы очень хорошо успели усилить Брянск, перекинули людей и технику. Одну ночь они уже продержались, если выстоят дальше, появится реальный шанс сдерживать линию фронта ещё неделю, может, чуть больше.
— И отчего зависит? — снова поинтересовалась Светка.
— Да много от чего: патроны, сила духа, может быть, они вообще плюнут на Брянскую крепость и попытаются её обойти, но это вряд ли.
— Почему? — опять прозвучал женский вопрос, но теперь уже от Маши.
— Потому что тогда мы ударим им в спину, когда под утро они начнут отступать и искать убежище. Ладно, с новостями, думаю, хватит, давайте уже к делу. Старый мёртв, тебе, Морзе, перенимать его дела…
— Да щас, ага, я, по-твоему, кто?
— Это не обсуждается.
— Да не стану я штаны в кабинетах просиживать!
— Кто бы тебе это ещё позволил, — ухмыльнулся Лёха. — Короче, Сань, выбор не особо велик, тебе я могу доверять, а это уже очень сильный аргумент.
— Да я в душе́ не ебу, чем он там вообще занимался?!
— Да мне насрать,