— Я не говорил, что мне наплевать, — обиделся Чанг. — Я лишь напомнил, что тебе не стоит выступать в роли переводчика. Тут и так всё ясно.

— Надо что-то делать, — вмешалась Гел-Мэлси. — Мы не можем допустить, чтобы эти дикари убили человека.

— Тем более такого молоденького и симпатичного, — мечтательно закатывая глаза, вздохнула Дэзи.

— Ох уж мне эти бабы, — язвительно усмехнулся Чанг. — Как увидят смазливую мордашку, сразу сопли распускают.

Дэзи оскалилась.

— Во-первых, я не баба, а дама, даже, скорее, леди, — угрожающе прорычала она. — А во-вторых, если ты с этим не согласен, я откушу твой тощий облезлый хвостик и заставлю тебя его сожрать, рассыпаясь в благодарностях за угощение.

Крысиный босс поднял лапы.

— Сдаюсь, — сказал он. — Я был не прав в своей оценке. Так хорошо и ясно излагать свою точку зрения может только самая настоящая леди.

— Да хватит вам цапаться! — перебил их Вивекасвати. — Нужно срочно выработать план действий.

— Проследим за индейцами, — предложил Вин-Чун. — Похоже, юношу собираются убить на рассвете. Значит, ещё есть время. Послушаем, о чем говорят индейцы, выясним, что здесь произошло, а как только они ослабят наблюдение, поможем парню бежать.

— Сомневаюсь, что у нас что-либо получится, — скептически заметил Мавр. — Мы сами не знаем, как выбраться из леса. Даже если мы освободим пленника, у него нет шансов скрыться от идущего по следу целого племени индейцев. Они выследят его в мгновение ока. Надо быть реалистами.

— Не желаю я быть реалистом, — окрысилась на брата Гел-Мэлси. — Мы — детективы, и мы не позволим кровожадным дикарям убивать невинных людей.

— У тебя есть план, как его спасти? — спросил Мавр.

— Пока нет. Но будет, — решительно заявила глава сыскного агентства.

— Мы принесём бледнолицего в жертву, — сказал Изогнутое Копыто.

— Совсем недавно ты утверждал, что в жертву нужно приносить карлика, — возразил ему Сын Водосвинки. — Этот парень — не карлик.

— Когда он сидит, его вполне можно принять за карлика, — упрямо набычившись, заявил колдун.

— Если следовать этой логике, то в жертву, скорее, нужно принести тебя, — завёлся вождь. — Мне тоже не нравится бледнолицый, но даже когда он сидит, он всё равно на голову выше тебя.

Возмущенный до глубины души колдун вскочил на ноги, непроизвольно вытягиваясь в струнку. Желая казаться выше, он даже приподнялся на цыпочки.

— Ни для кого не секрет, что ты завидуешь моему более высокому положению в племени, но я не думал, что ты способен в столь критический для племени момент ставить свою личную неприязнь выше интересов Детей Ягуара, — брызгая слюной, закричал он.

Pост для Изогнутого Копыта был его самым уязвимым местом. Терзаемый комплексом Наполеона, колдун-недомерок компенсировал недостаток сантиметров безгранично раздутым самомнением и жаждой власти, достойной мелкого латиноамериканского диктатора. Смотреть на большое сильное тело Сына Водосвинки было для Изогнутого Копыта сущим мучением. Каждый раз колдун с большим трудом подавлял желание оторвать вождю голову или, по крайней мере, ноги.

Завидуя вождю наичернейшей завистью, Изогнутое Копыто находил утешение в том, что донимал его бесконечными нудными дискуссиями, в которых почти всегда побеждал. Спокойному и здравомыслящему Сыну Водосвинки было лень тратить время на бессмысленные споры, и он старался под любым предлогом как можно быстрее отделаться от докучливого оппонента.

— В интересах племени — вернуть статую бога-ягуара, а не пытаться выдать абсолютно нормального парня за карлика, — разозлился вождь. — Или, по-твоему, у богов нет глаз, и они совсем не соображают, какую жертву ты им подсовываешь? Может, ты считаешь Божественную Пару Косаана и Уичаана полными придурками?

— Ты осмелился нанести оскорбление богам! — истерически завизжал колдун, тыча в вождя кривым костлявым пальцем. — Мало того, что ты дерзнул назвать наших верховных божеств придурками, ты защищаешь грязного бледнолицего негодяя, который наверняка был в сговоре с похитителями нашей святыни. Ты конченый человек, вождь! Племя отвергнет тебя.

Индейцы плотным кольцом окружили разгорячённых спорщиков. Перепалки между колдуном и вождём, вносящие приятное разнообразие в монотонную лесную жизнь, неизменно вызывали у Детей Ягуара повышенный интерес. В душе индейцы всегда становились на сторону Сына Водосвинки, а беснующегося колдуна мысленно сравнивали с шелудивым облезлым койотом, тявкающим на могучего буйвола.

Впервые за все время слова Изогнутого Копыта находили отклик в их душах. Индейцам было наплевать, являлся бледнолицый карликом или нет. Их волновала только месть. Они должны были отплатить врагам за смерть Могучей Черепахи и похищение их реликвии.

— Смерть бледнолицему! Принесём его в жертву богам! — послышались голоса из толпы.

Остальные индейцы согласно закивали головами.

— Тише! Я буду говорить! — крикнул вождь, поднимая руку.

Племя замолчало, выжидающе глядя на Сына Водосвинки.

— Бледнолицый умрёт. Это решено, — жёстко сказал он. — Но умрет он лишь после того, как мы извлечем из него максимальную выгоду. Он может знать, где следует искать похитителей бога-ягуара. Возможно, даже нам удастся вернуть Питао-Шоо, обменяв его на бледнолицего. Сначала мы допросим чужака, и если мы не сможем его использовать, он умрёт. Мы убьем бледнолицего, чтобы отомстить, но я не желаю обманывать богов, выдавая его за карлика и тем самым навлекая на нас гнев Божественной Пары. Мы сожжём его на погребальном костре Могучей Черепахи, отдавая тем самым дань памяти доблестному воину.

Индейцы разразились восторженными криками, восхваляя ум и величие вождя.

Колдун понял, что проиграл, но не собирался так легко сдаваться.

— Хотел бы я знать, как ты допросишь его, если он не говорит на нашем языке. Или тебе знаком язык бледнолицых? — язвительно осведомился он.

Pаздвинув толпу, Голубая Ящерица вышла вперёд и встала между отцом и Изогнутым Копытом.

— Я знаю язык бледнолицых, — сказала она.

* * *

— Мне ничего не известно о боге-ягуаре. Я циркач, — путаясь в английских словах, торопливо объяснял Володя.

— Что такое циркач? — лаская его влажным взглядом, спросила дочь вождя.

Володя задумался. С его не слишком обширным словарным запасом было трудновато объяснить никогда не видевшим цирка индейцам, что это такое.

— Я покажу! — осенило его.

Он подхватил обручи и стал вдохновенно жонглировать ими. Впервые Володя прочувствовал на себе смысл фразы, что цирк — это жизнь.

По рядам индейцев пронёсся одобрительный шёпот. Сердце Голубой Ящерицы, казалось, вот-вот остановится от восхищения и счастья. Этот чужеземец был не просто божественно красив, он показывал такие удивительные вещи. Ни один воин племени не смог бы повторить этого.