Указанный загадочной Имельдой ларец; странный ветер; бабушкины фирменные блинчики – я узнаю их по запаху корицы; проявляющийся в лунном свете конь; обнажённый красавец с отшибленной памятью; ленточка – готова поклясться, та самая закладка! Назвал меня ведьмой

Неужто… неужто…

Я смотрела на всадника, хватая ртом воздух. Вспомнила вдруг, как бесцеремонно шарила в сером «порошке», и к щекам прилила кровь. Может, тогда-то случайно и просыпала его одежду… заодно с седлом, конской сбруей и памятью.

– Кто вы? – выдавила я еле слышно скорее самой себе, но незнакомец приосанился, словно услышал звук боевых труб, и окинул зорким взглядом пустынные поля и огни города вдалеке.

– Я Охотник!

– И на кого же вы охотитесь? – удивилась я.

– Сын Шакала! Где он?

– Какого ещё шакала? У нас тут шакалы не водятся, только мелкие грызуны и волки, но они не подходят близко к городам. И у вас есть лицензия на охоту? А то суперинтендант Стоун в этом плане очень строг, загребёт ещё в обезьянник, а там Чокаш – он любит распахивать плащ в парке, если вы понимаете, о чём я.

– Я о том звере, что о двух ногах, – отмахнулся мужчина и пошарил рукой, словно искал притороченное к седлу оружие. Не обнаружив ни того, ни другого, снова слегка растерялся.

В голове блеснула догадка. В моей голове сегодня вообще то и дело блестело.

– Вы о… п-принце Варлоге? – икнула я.

– Сие прозвание дано беззаконнику при рождении, – согласно склонил голову собеседник. – Так ты отведёшь меня в его лагерь, дабы я вырезал лиходею сердце и скормил псам?

Скормил сердце или лиходея? Но поинтересоваться я не успела, потому что в этот момент конь оторвался от травы, насытившись, и резко вскинул голову. Меня буквально швырнуло на Охотника. Скорость, с какой он раскрыл объятия, выдавала обширный опыт подхватывания девиц. Тугие мышцы сомкнулись вокруг жарким пленом, а лицо щекотнула выбившаяся из его хвоста прядь. Пахло от кожи приятно. Ничем определённым, но при этом… очень мужским.

Чувствуя, как лицо и шею по самые ключицы заливает проклятие рыжих, я неловко отодвинулась, упёршись ему в грудь, и словно со стороны увидела происходящее: сижу ночью верхом на призрачном коне рядом с голым незнакомцем и веду беседу о шакалах. Нам только чашечек чая с бисквитами и оттопыренных мизинцев не хватает.

Для начала нужно привести в порядок мысли, а для этого – обрести почву под ногами. Я шевельнулась, и мужчина, угадав намерение, первым спрыгнул на землю. Протянул руки и легко, как пушинку, снял меня и поставил рядом. Росту во мне резко поубавилось, а нос теперь торчал на уровне его груди, поэтому я разглядела то, что ранее упустила под впечатлением от других м-м-м-м… деталей – давний затянувшийся шрам под правым ребром.

– Что это? – Подушечки пальцев невольно пробежались по скверно выглядящему рубцу, который мог оставить какой-нибудь неаккуратный скальпель… или нож.

Охотник тоже взглянул и небрежно провёл ладонью, будто смахивал прилипшую сорину:

– А-а, какая-то царапина. Даже не помню, где получил.

– От таких царапин обычно умирают, – заметила я, не успев подумать.

– Но я же ныне здесь, следовательно, уязвление плоти вышло пустяковым.

Я не стала спорить. Тем более что обсуждать чужую плоть в нынешних обстоятельствах показалось не слишком-то приличным.

– У меня к вам столько вопросов! Но для начала вот, – я быстро скинула джинсовую куртку и протянула ему, – не могли бы вы прикрыть этим свою э-э-э… плоть.

Когда куртка перекочевала на его бёдра, оказавшись короче, чем хотелось бы, но так или иначе избавив меня от неловкости, разговор потёк свободнее.

– Мой дом вот там, – указала я на абрис крыш на фоне фиолетового неба с алмазным крошевом звёзд. – Мне уже давно пора вернуться, поэтому давайте обсудим ситуацию с принцем Варлогом по дороге.

Мужчина, подумав, кивнул, и мы двинулись в сторону Мистиктауна. Сотовый, натужно сплюнув последнюю ноту, сел, и вокруг снова воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием проводов на линиях электропередачи вдоль шоссе, шорохом моих подошв, потому что босой Охотник ступал беззвучно, и цокотом копыт трусившего позади коня, который, не изменяя своей особенности, то исчезал, то появлялся в странной гармонии с луной.

– Итак, вы здесь из-за принца Варлога. Скажите, кто он такой? До недавнего времени я думала, что знаю ответ на этот вопрос, но, похоже, сильно ошибалась. Мы все ошибались.

В глазах мужчины снова загорелся воинственный огонёк. Рука рубанула воздух и сделала выпад, протыкая воображаемого противника воображаемым мечом.

– Он тот, кого мне надлежит найти и изничтожить!

– Это я уже поняла, но что ещё вам о нём известно? Почему он объят жаждой мести и желает смерти жителям города? Что мы… то есть наши предки ему сделали? Они ведь любили и почитали его за своё спасение!

В серых глазах мелькнуло недоумение. Мужчина слегка сдвинул брови, напрягая память, и произнёс нараспев, будто повторяя чужие слова:

– Настанет час, и людское тщеславие подымет злыдня, тогда же и Охотнику надлежит восстать, дабы усмирить аспида – на сей раз навеки. Это всё, что мне ведомо, – добавил он уже обычным тоном. – Разве не для того ты пробудила меня, ведьма?

– Нет… то есть да! Конечно, именно для этого.

Говорить человеку, что он воскрес по чистой случайности, было как-то неловко. Тем более что наши цели в общем-то совпадали. Мне тоже предстояло обезвредить Варлога, прежде чем тот исполнит свою угрозу.

Скудость сцеженной информации удручала, и всё же выяснилось кое-что важное: дело не во временном помрачении принца или порче характера из-за долгого лежания под землёй – «злыднем» он стал гораздо раньше. Это и проясняло ситуацию, и ещё больше её запутывало.

Людское тщеславие – хмм… А ведь не вздумай я утереть нос всем сплетникам города и показать Арию, что он потерял, Его Злодейшество преспокойно почивало бы себе дальше… до тех пор, пока его не пробудило бы чьё-то ещё тщеславие. Так что не нужно слишком себя корить: веком раньше, веком позже, но пророчество так или иначе исполнилось бы.

– Вам знакома женщина по имени Имельда?

На лице Охотника снова отразилось напряжение, точно обращение к собственной памяти требовало от него неимоверных усилий. Даже пот на висках выступил. На мгновение мне почудилась искра узнавания, его губы беззвучно шевельнулись, повторяя имя, пробуя на вкус каждую букву, ища внутри отклик, но потом глаза потухли, и он с искренним сожалением покачал головой.

– Впервые слышу.

– А про её Кольцо?

– Кольцо не должно попасть к Сыну Шакала! – немедленно отчеканил он.

Вот это уже интересно: не знает Имельду, но помнит, что должен оберегать её Кольцо от посягательств принца. Чем же оно настолько важно, что все с ним так носятся? Но, увы, после нескольких дополнительных вопросов стало ясно, что память Охотника не сохранила ничего, что могло бы пролить свет на ситуацию.