это был Пантер), на накатывающие океанские волны из глазури, на звёзды и проблески солнца и облаков… невероятно было не испытывать желания как-то сохранить этот шедевр.

Его уже предупредили вместе с остальными, что делать фотографии тортов строго (…строго, подчеркнул Джем, делая объявление по системе интеркома в отеле) не рекомендуется. На самом деле, они были запрещены.

Искусство тортов должно быть временным.

Что-то там про природу существования, непостоянство всех вещей.

Ник всё равно попытался запомнить каждую деталь, изумляясь, что это сделал его бойфренд.

Более того, все торты были разными.

Торт Ника ни капельки не походил на торты рядом, которые стояли на своих индивидуальных тарелках. Некоторые были небесно-голубыми, некоторые — красными как пустыня, некоторые — зелёными как молодая листва, некоторые — оранжевыми как закат или нежно-жёлтыми как рассвет. Глядя на них, Ник осознал кое-что ещё.

— А у тебя будет торт? — спросил он, повернувшись к своему бойфренду.

Даледжем показал небрежный жест — один из тех жестов видящих со Старой Земли, точный перевод которого Ник так и не выяснил.

— Что это значит? — спросил он.

— У меня есть торт, — ответил Даледжем.

— Ты сделал себе торт?

— Нет. Я его не делал, — Даледжем не отвлекался, продолжая показывать что-то Мике на языке жестов.

Мика едва помедлила, чтобы кивнуть. Она начала выкатывать очередную тележку с тортами на тарелках разных размеров и цветов.

— Для меня торт сделала Ярли, — на сей раз Джем бросил на Ника беглый взгляд. — Она вторая по старшинству душа. И мы с ней довольно давно знаем друг друга.

Ник моргнул.

Затем помрачнел.

— Хочу ли я вообще знать? — прорычал он.

— Пожалуй, нет, — увидев выражение на лице Ника, Даледжем выдохнул. — Gaos, Ник. Это было давным-давно. И нет, это не было всерьёз… или особенно надолго.

— Я бы на твоём месте не говорил Мануэлю, — пробормотал Ник.

Он имел в виду Мэнни Азуре, нынешнего бойфренда Ярли и одного из самых давних друзей Блэка. Мэнни и Блэк были армейскими приятелями по Вьетнаму… и это до сих пор слегка выносило мозг Нику, хотя он сам недавно обзавёлся бессмертием.

— Я совершенно точно не собираюсь говорить Мэнни, — Даледжем бросил на него жесткий взгляд. — Но я и тебе вообще-то не собирался говорить, и смотри, что получилось.

Ник увидел, как двери кухни открываются, впуская Энджел, а за ней…

— Бл*дь, — Ник соскользнул с металлического кухонного стола, на котором сидел. Он оказался в движении прежде, чем в голове появилась хоть одна сознательная мысль, прежде, чем его разум вообще включился в работу.

Он сбежал.

Не было никакого другого честного слова для описания этого действия, даже в его сознании.

Устремившись к задней части кухни, где находилась ещё одна дверь, Ник двигался быстро и бесшумно, как умели лишь вампиры. Даже его обувь не издавала ни звука. Он не знал точно, куда вела другая дверь, но понимал, что он попадёт в другую обеденную зону отеля.

Что более важно, он уйдёт… отсюда.

Он знал, что Джем смотрел ему вслед.

Он также знал, что его бойфренд понимал, почему он удирает, и был чертовски раздражён, но Ник ничего не мог с собой поделать.

Он также знал, что бросил свой торт там, и это наверняка тоже разозлило Джема.

Вопреки этому Джем не выкрикнул его имя, что заставило сердце Ника переполниться благодарностью и любовью к зеленоглазому видящему. Даледжем не попытался остановить его и не окликнул. Он не устроил сцену, не попытался опозорить его или заставить Ника «преодолеть свои страхи», «посмотреть в лицо своим демонам» и прочее дерьмо.

Ник чувствовал, что Даледжем не слишком долго смотрел ему вслед.

Прикрывая Ника, он повернулся, чтобы заговорить с Энджел и Кико, которые, видимо, вообще не видели и не слышали Ника на кухне.

Опять-таки, неудивительно.

Вампир.

— На этом практически всё, — услышал Ник слова Энджел. — Большинство начало есть. Я пришла, чтобы забрать свой и Ковбоя…

— Что насчет тебя, кузина Кико? — спросил Даледжем с притворной суровостью. — Ты уже съела свой торт? В конце концов, я вложил в него весьма немало заботы.

Энджел рассмеялась, но уже направлялась к двери, которая вела обратно к бассейну, и держала в обеих руках по торту.

— Не флиртуй с Джемом слишком долго, Кикс. У Джакса случится настоящий припадок, — она подмигнула Джему, затем притворно строго показала на Кико. — Твой вон там. Съешь его или возьми и выходи с ним. Я не буду разбираться с поехавшим Джаксом.

Кико не рассмеялась.

Она не ответила Энджел.

Казалось, она её едва услышала.

Она уставилась на металлический кухонный стол, и её лицо было лишено выражения.

Ник, который передумал уходить полностью, чтобы не расстраивать Джема ещё сильнее, скользнул за промышленный кухонный стеллаж, чтобы подождать. Он сказал себе, что лучше остаться и не рисковать, ведь дверь может издать какой-то звук, когда он попытается уйти. И всё же его вампирское зрение с помощью многочисленных отражений на различных металлических поверхностях подметило, где стояли Джем и Кико.

Даже его чёртовы вампирские органы чувств лишали его возможности уйти от этой ситуации.

Он смотрел, как Кико разглядывает оставшиеся торты.

Ник знал имена на каждом из тортов.

Среди пяти стоявших там, один торт принадлежал ему.

Ещё один принадлежал Кико.

Даледжем написал её имя розовой глазурью: Кико Нико Накамура.

Ник вздрогнул, вспомнив, как они с Кико смеялись над их именами.

Он дразнил Кико тем, что её имя рифмуется.

Он сказал, что это делает её похожей на корейскую поп-звезду.

Когда он назвал ей своё японское имя, Наоко, она моргнула и расхохоталась. Она сообщила ему, что Наоко — это «девчачье имя», будто сам Ник был не в курсе, и его японские друзья и родственники не дразнили его этим на протяжении десятков лет.

— Да уж, действительно, — сказал он, игриво пихнув её рукой.