Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коридор закончился внезапно. Под моей рукой вместо камня оказалось что-то другое. Вонь стояла уже почти невыносимая, даже глаза начало резать. Под ногой что-то хрустнуло. Этот коридор что, завален мусором?
Да уж...
Кажется, этот мудак специально выбрал самый удобный выход из подземного города, ага. Я некоторое время потоптался на границе кучи мусора. Размышлял, не вернуться ли мне назад и не поискать ли другой способ покинуть Грустину. Потом плюнул и полез на вонючие кучи. Тем более, что впереди явно замаячил кусочек звездного неба.
Когда я наконец выбрался из каменного плена на открытый воздух, меня ждало сразу несколько открытий.
Я на дне здоровенной ямы, практически котлована.
Стены отвесные.
И они метров примерно шесть в высоту.
И очевидного выхода из этой ловушки видно не было.
Ну зашибись теперь...
Первым делом я попробовал взобраться по земляной стене. Надеюсь, мироздание засчитало мою попытку и проставила какие-нибудь плюсики в карму. Третий раз сорвавшись с осыпающегося земляного склона, я прекратил это дело.
Посмотрел на небо и подумал, что вот сейчас прямо очень подходящий момент, чтобы снова закурить.
В принципе, сама по себе ситуация безвыходной не была, конечно. Яма эта была полна разнообразной рухляди, остатков строительного мусора и прочего крупного хлама. И если задуриться стаскиванием этого всего к одной стене, то в конце концов я устрою себе лестницу достаточной высоты, чтобы покинуть это вонючее место.
Хрен знает, сколько времени мне на это потребуется.
Или еще можно найти среди мусора что-то, подходящее для копания, и выдолбить с отвесных стенах ступеньки.
Или прокопать тоннель до поверхности.
Или...
Или можно вернуться обратно в Грустину, попросить прощения у белобородых и попросить выпнуть меня из их города в каком-нибудь более подходящем месте.
Подумав про последний вариант я невольно заржал. Вот уж вряд ли. Скорее я туннель прокопаю.
Самое печальное, что в моем скудном магическом арсенале не было ничего подходящего к такой вот ситуации.
Есть от чего приуныть, в общем.
Кстати, интересно, а в каком районе Томска эта яма? Если бы я проектировал город, я бы вообще поместил такое роскошество внутри стен? Мда...
По всему выходит, что мне нужно ждать рассвета, чтобы начать воплощать в жизнь самый реальный из моих планов — в смысле стаскивание крупных предметов к одной из стен. Шарахаться по грудам мусора в темноте — такое себе решение. Даже если выкинуть из головы чисто человеческую брезгливость, то тут нефиг делать переломать ноги, провалившись между какими-нибудь обломками...
Замерзать я начал минуты примерно через три. Летние ночи в Томске — это тебе не южный берег Крыма, прямо скажем. А мокрая одежда — далеко не самый комфортный наряд.
Сначала я подумал, что звук чьих-то шагов — это такой побочный акустический эффект стука моих зубов. Усилием воли я унял этот назойливый стрекот и снова прислушался. Нет, все верно. Наверху кто-то топал. И даже вроде бы что-то бормотал.
— Эй! — крикнул я. — Кто здесь?
— Вас? — на фоне темного неба появился силуэт всклокоченной головы. — Кто там кричайт?!
— Брюквер? — спросил я, слегка опецив.
— Йа! — силуэт головы закивал. — А кто кричайт?
— Это Богдан! — от радости я даже забыл стучать зубами. — Лебовский! Вы нас подвозили из Новониколаевска.
— Шайсе! — вскрикнул Брюквер, и сверху посыпались какие-то камешки. — А что ты там делайт?
— Я упал, — сказал я, не вдаваясь в подробности. — Можете помочь мне выбраться?
Луч фонарика показался настолько ярким, что пришлось крепко зажмуриться.
— Ферефка! — объявил Брюквер. — Мне надо достайт ферефка! Ты ждайт, я приносийт!
Ждать пришлось целую вечность, в смысле, минут пятнадцать, наверное. Чтобы не окочуриться и не откусить себе язык выбивающими чечетку зубами, я как мог шевелился. Махал руками, приседал, наносил удары по невидимому противнику. Прыгать только не рисковал. Ну нафиг, на такой ненадежной поверхности.
— Ты хватайт ферефка и залезайт наферх! — наверху опять включился фонарь. И вместе с лучом света мне на голову упал толстый канат с удобно навязанными узлами.
На радостях, я даже не вскарабкался, а кажется взлетел наверх.
Как мог отряхнул свой многострадальный костюм. Кажется, мне нужна новая одежда...
— Спасибище огромное! — сказал я Брюкверу. — Я бы вас обнял, но лучше не надо.
— Люти толшны помогайт! — заявил Брюквер, гордо подбоченясь. — Иначе капсдетс!
Я заржал. От облегчения, над шуткой, над собой. Над всем. Было так хорошо, что я даже сплясал бы на радостях, что не пришлось в поте лица таскать хлам к стене, выстраивая мусорную гору шестиметровой высоты.
Кстати, где я? Огляделся. С левой стороны почти вплотную была городская стена. Относительно далеко, правда, сложно в темноте сказать, насколько, болтался подсвеченный парой прожекторов цеппелин. Рядом с ним заманчиво светились теплом окна гостиницы. Той самой, где мне так и не удалось по-нормальному побывать, потому что группа встречи сняла меня с рейса и сразу же уволокла на рандеву с ректором.
— У вас тут какие-то дела? — спросил я Брюквера. Только сейчас понял, что какая-то довольно странная ситуация — хозяин цеппелина бродит в окрестностях мусорной ямы с фонарем и веревкой-лестницей... Не меня же он тут искал?
— Я искайт тут запчасти! — сказал он, махнув рукой в сторону ямы.
— Запчасти? — тупо переспросил я. — Ночью? На свалке?
— Йа! — Брюквер энергично закивал. — Ошень хороший запчасти!
Из его сложной речи на ломаном русском с вкраплениями ломаного де немецкого мне удалось понять, что его цеппелин — это не просто какой-то там летающий пузырь с прикрученным сбоку двигателем, а очень даже магический предмет, для сборки и поддержания которого на ходу требуется выполнять массу каких-то странных условий. В частности, искать части сломанных когда-то предметов по ночам. Точнее, условие было «чтобы солнце не светийт», но в вчера было, как назло, ясно и солнечно, так что Брюкверу пришлось бродить по свалке ночью.
Технология поиска была простая — он подходил к краю ямы, светил фонарем, выискивал нужное. Спускался. Подбирал это. И тащил в кучу своей добычи.
К которой он меня, собственно, и привел. Слушая это все, я помог ему сложить ржавые и покореженные металлические обломки, когда-то явно бывшие частью сельхозтехники, куски подгнившей парусины и несколько уже вовсе непонятных штук в обычную