Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что, если бы я предпочла что-нибудь другое?
– У вас еще будет шанс, – отмахнулись легко. – Только сначала попробуйте блюда от местного шеф-повара – это моя личная просьба. Вдруг вам понравится?
Какое-то время они смотрели друг на друга с замершим в глазах любопытством и весельем, после чего Марио изрек:
– И нет, я не маньяк, Лана. Если так будет проще, вообще не воспринимайте меня мужчиной, а я, в свою очередь, не сделаю ничего такого, чтобы в моем присутствии вы почувствовали себя дискомфортно, договорились?
«Не воспринимайте меня мужчиной».
Сложно.
Пока готовили заказ и пока ее спутник разговаривал с кем-то по телефону, Лана думала о том, что едва ли теперь забудет о том, что Марио – мужчина. Уж точно не после поездки на мотоцикле, во время которой ее пальцы все-таки пробежались по каменному прессу. Конечно же, не специально – просто светофоры, просто покачивание взад-вперед тел, – но этих моментов с лихвой хватило, чтобы понять: кубики там есть. А еще он пах – Марио. Умопомрачительно. Не то лосьоном, не то парфюмом, и, пока неслись мимо улицы и пляжи, ей не единожды хотелось уткнуться носом в широкую спину и вдыхать, вдыхать, вдыхать… Совершенно неуместное желание. Вероятно, в прошлом подобного не случалось, так как смущение при этом зашкаливало. В общем, совет «не воспринимайте меня мужчиной» более серьезно не рассматривался. Как следовать ему, когда перед тобой сидит живой горячий человек из мышц, сверкает темными глазами, играет, как океан бликами, неуловимой улыбкой и заказывает блюда «на двоих»? Резкие чувственные губы, нос с едва заметной горбинкой, спадающие на лоб пряди завивающейся челки, широкие брови, щетина. Наверное, сегодня неестественно жарко из-за погоды, и почему-то совсем не вовремя стих ветер…
Когда официант появился вновь – а вместе с ним и тарелки, – Лана оборвала ушедший в сторону процесс мышления – «они просто работают вместе. Секундная дурь. Зашкалило» – и тряхнула головой. Все, собралась. Флирт на работе – это непрофессионально.
Взялись за вилки.
Стартер из моллюсков под соусом имел тонкий изысканный шлейф моря, лайма и перца, и с минуту за столом царило молчание: звон вилок о фарфор, шорох салфеток, поскрипывание стульев.
– Нравится?
– Очень.
– Кстати, могу я попросить вас называть меня Мо?
– Почему?
– Потому что имя Марио мне не по вкусу.
От удивления Лана забыла про еду.
– Не по вкусу? Но ведь очень красивое имя.
– Мне так не кажется.
– А как вам кажется?
– Мне кажется, что этим именем нужно называть жиголо. Сладкоголосых лживых ребят, увивающихся за состоятельными дамами и живущих за их счет.
– Вы сумасшедший? Мне кажется, что Марио – это как океан. Осколки зеркал, солнечные блики, лето. Терпкий вкус винограда, хрусталь бокала с вином, южный ветер, элегантность и бесконечная свобода.
От последнего слова собеседник почему-то нахмурился, на неуловимый момент потемнел лицом. Кажется, Лану занесло.
– Простите, Мо – так Мо, – пауза. – А почему, собственно, «Мо»?
– Это первая и последняя буквы от Марио.
– А Марио точно нельзя?
На мужском лице вновь возникла тень улыбки – чуть удивленной и укоризненной.
– Южный ветер? Виноград? Ладно, называйте. И, наверное, нам стоит перейти на «ты». Все-таки две недели работать бок о бок, встречаться, проводить время. Согласны?
– Согласна.
Две недели встреч. Принесли основное блюдо – жареную рыбу с золотистой корочкой и спиралью из водорослей в обрамление из мидий; Лана вдруг поймала себя на мысли, что ей не терпится увидеть камни.
Они обедали; гудел вокруг полдень.
Говорили о разном: о его прошлом бизнесе, о любви к морским прогулкам, о том, что она еще не определилась, кем хочет стать, – нет, даже не близко. Наверное, требовалось время. Лана интересовалась деталями процесса погружения в замедленное время, и Марио отвечал, что не уверен, что знает эти самые детали. Что им придется шаг за шагом постигать его вместе – ей описывать ощущения, ему, основываясь на ее словах, анализировать происходящее. Они научатся – должны научиться. Потому что время – его не так много, и нужно обязательно успеть…
Когда речь заходила о времени, Марио делался иным – не понятным человеком с затаившейся на губах улыбкой, галантным кавалером в баре и лихим мотоциклистом на дороге, – но кем-то чужим и далеким. Смотрел в сторону, на проспект и, кажется, не видел его. Отстранялся от всего – от вкуса еды, от шума города, от нее, – и Лане становилось все яснее, что время – элемент критический. Что, если упустить некий определенный момент и совершить в конечном итоге неверный выбор, то случится…
Что? Она не знала. Не уверена, что хотела знать, и тяготилась налетом печали, трогавшим время от времени лицо собеседника. Боялась оказаться виноватой, подвести.
– Я сделаю все, что смогу.
– Я знаю.
– Как тебе десерт?
– Очень вкусно, спасибо.
Марио смотрел на грушу в шоколаде, тонущую в ореховой пене, и не видел ее. А ей, Лане, хотелось, чтобы его лицо вновь ожило, чтобы зажглись глаза. Что-то неправильно было в трогавшей Мо тоске, что-то неуловимо тревожное, словно тень от облака на ясном бескрайнем небосводе, – тень там, где ее быть не должно. Иногда в его карих глазах плясали веселые огоньки – жизнелюбивые до неприличия, – а иногда они гасли, и мир будто терял для Марио всякую привлекательность. Или же это Марио терял привлекательность для мира?
Лана путалась. Ее постоянно «двоило» – то все просто и ясно, то сложно и беспокойно. Вероятно, стоило начать работать, чтобы разобраться.
– Сыта? Едем ко мне?
Она кивнула и почему-то снова подумала о расправленной постели. Улыбнулась своим никчемным мыслям-балбесам, отложила салфетку, посмотрела на длинные красивые пальцы, в этот момент вынимающие из бумажника купюры.
Сейчас она снова будет его «обнимать». Главное, не уткнуться в спину носом.
* * *
Он смотрел на камни по-особенному, как смотрят на альбом со старыми фотографиями, на бусины из ожерелья любимой женщины, на покрытые тонким слоем пыли написанные вручную письма. Так смотрят на все, что когда-либо имело и продолжает иметь великий смысл.
Почему камни?
Лана сидела чинно, как школьница, с прямой спиной и сложенными на коленях ладонями.
– Рубин.
Из плоской коробочки с бархатной подушкой внутри был извлечен на свет овальный алый камень – яркий и переливающийся. Марио положил его на стеклянную поверхность стола – тот провернулся и замер.
Следующая коробочка.
– Изумруд.