— Этот мерзавец получил свое! — Зачем она кричит? Все уже случилось, как сказал Левий. Кровавые лоскутья засыпали песком и вместе с ним вывезли. Можно было не смотреть, но она смотрела.

— Айнсмеллер заслуживал казни, — кардинал задумчиво смотрел в пустую жаровню, — но он был не казнен, а убит. В святом монастыре, но это не приблизит к Рассвету ни убийц, ни убитого, ни свидетелей. Вы будете шадди?

Матильда кивнула и выпила настойки. В юности она видела, как убивали конокрадов, а однажды около Сакаци схватили вдову, свалившую в одну могилу убитого с убийцей. На закате ведьму сожгли в собственном доме, это было правильно, это защищало живых…

Что-то мягко и тяжело шлепнуло об пол. Кошка! Соскочила откуда-то сверху, пошла к окну.

— Ее зовут Альбина. — Кардинал смотрел на гостью и улыбался уголком рта. Вдовствующая принцесса поджала и без того скрытый тряпками живот:

— Ваше Высокопреосвященство, — сейчас она напьется и назовет кардинала Левием, да он и есть Левий, — вам не тошно в вашем балахоне?

— Не тошней, чем вам в парике, — улыбнулся клирик. — Увы, основатели Церкви попали в незавидное положение. Абвениаты расхватали все цвета, хотя, если исходить из того, что наш мир создали их боги, все права за ними.

— Адриан любил красный. — Матильда словно вживую увидела алого льва на сером бархате и кардинальское кольцо с рубином.

— В нашем ордене… то есть в ордене Славы, неравнодушны к алому. — Левий отставил шадди и скрестил руки на животе. — Так повелось с Чезаре Марикьяре. Он так и не расстался с Молнией, и не он один. Льву присягали многие Эпинэ.

— А Руций? — Кладбище Семи Свечей, львиное надгробие, каменные лапы, обернувшиеся руками, рыцарь, похожий на постаревшего Иноходца, — было это или приснилось?

— Руций? — переспросил кардинал. — Который из двух?

— Тот, что похоронен в Агарисе. Мне показали его могилу на кладбище Семи Свечей.

— Они оба там. — Левий казался удивленным. — Руций Первый был сыном ординара из Придды, Руций Второй — подкидышем. Ходили слухи, что он сын Шарля Эпинэ от какой-то мещанки. Его Святейшество их не опровергал, но и не подтверждал. А в чем дело?

— Я видела на его могиле олларианца. — Спросить, что ли, считается ли соитие с ожившей статуей грехом или нет? — Сумасшедшего.

— Где? — не понял Его Высокопреосвященство. — В Агарисе?

— Именно. — Настойка делала свое гнусное дело. — Разгуливал по кладбищу и нес всякую чушь. Вы знаете, что такое фокэа?

— Женщина, вышедшая замуж в дом Волны. Теперь так не говорят. А кого так назвали?

— Меня, — не стала юлить Матильда. — Олларианец назвал, а еще он сказал, что я не проклята. Болван!

— Вы не можете быть прокляты, — сверкнул глазами Левий, — как не может заржаветь золото.

— Я не золото, — не поддалась на лесть вдова. — И что вся эта пакость, как не проклятье?! Альдо никакой король, но балбес жив, пока сидит на троне… И он должен жить!

— Ваш внук верит в свое предназначение, — вздохнул Левий, — а удача к нему и впрямь благосклонна. Он еще не отыскал меч?

— Нет.

— Когда отыщет, я отдам ему жезл, — кардинал подтянул к себе чашку, наверняка остывшую, — и тогда он обретет древнюю Силу. Или, что вернее, не обретет, но с ним станет можно разговаривать. Пока это бесполезно. Единственное, что нам остается, это хватать Его Величество за руки и искать меч… Вы представляете, где он может быть?

— Вы бываете в Багерлее… Альдо от этого чуть ножки у стульев не грызет. Спросите Ворона.

— Увы, — улыбнулся Левий, — этот человек не из тех, кто отвечает на вопросы. Если б вы его видели, вы бы поняли, но я не стал бы вас к нему пускать. Нет, не стал бы.

Ох уж этот мужской взгляд! Она помнит его лет с пятнадцати. Так смотрел юный Ферек, так глядит Лаци. Левий понял, что она заметила, и нахмурился. Сейчас вспомнит о чем-нибудь неотложном. Адриан, тот вечно о донесениях из Эйнрехта вспоминал.

— Я навещаю не столько Ворона, сколько его тюремщиков, — значительно произнес Его Высокопреосвященство. — Не хотелось бы, чтоб они вновь не поняли Его Величество или, напротив, поняли слишком хорошо.

Вот мы и вернулись, откуда пришли. К внуку, которого надо унять. Твою кавалерию, ну почему Оллар подарил Ворону меч Раканов, а не другую железяку?!

— Я был другом Его Святейшества, — рука кардинала накрыла ладонь принцессы, — а теперь, смею надеяться, я друг великолепной Матильды. И я уже говорил, что предпочитаю не обманывать чужого доверия…

— Я, кажется, еще ничего вам не доверяла, — громче, чем нужно, заявила принцесса. — И я больше не стану пить.

— Не вы. — Левий усмехнулся и поставил графин на стол. — Я обещал Адриану позаботиться о вас, вашем внуке и вашей… воспитаннице. Это одна из причин, по которой я оказался в Талиге. Есть и друтая, куда менее приятная… В чем дело, Пьетро?…

— В чем дело, Пьетро? Я занят!

— Я так и сказал, — заморгал секретарь, — но прибывший… Он спрашивает не вас, а Ее Высочество. Срочно.

Кого это принесло? Альдо затеял очередной совет, на нем бабка не нужна, Лаци к кардиналу за гицей не полезет, Робер болен, да и нет у них общих дел. К сожалению.

— Гость себя назвал? — тоном не голубя, но льва осведомился Его Высокопреосвященство.

— Его имя Дуглас Темп… — мемекнул агнец. — Темплон.

— Темплтон, — поправила вдовствующая принцесса. — Ваше Высокопреосвященство, пустите его.

— Разумеется. — Кардинал тронул орденский знак. — Пьетро, пригласи Дугласа Темплтона, я его приму.

— Да, Ваше Высокопреосвященство. — Монах опустил глазки долу и убрался. Суслик щипаный!

— Позвольте. — Кардинал с достоинством убрал настойку и стопки в бюро, но чашки оставил. — В Агарисе был этот Темплтон или другой? Отец того, помнится, участвовал в восстании Борна.

— Участвовал. — Вдовица хлебнула остывшей горечи. Шадди, как всегда, напомнил о шаде, пистолетах, издохшей молодости. — А сам он — в восстании Эгмонта. Славный щеночек, не то что всякие обтрепки…

— Его Святейшество полностью разделял ваше мнение об окружении его высочества Анэсти, — кротчайшим голосом произнес Левий. Разделял? Как вежливо сказано!

— Адриан называл их тараканником, — объявила Матильда, — а они оказались клопами. Чего доброго, до пиявок разрастутся.

— Не успеют. — В глазах кардинала мелькнуло нечто, заставившее остывший шадди стать горячим. Муженек так никогда не смотрел, а вот Адриан… Любопытно, пускают в Рассвет не согрешивших по дурости?

— Ваше Высокопреосвященство, — вот только обменять доезжачего на кардинала не хватало, — как бы я хотела, чтоб вы оказались правы…

— А я хотел бы пройти путем Его Святейшества, — шепнул Левий, — и в сиянии свечей, и в тени кипарисов.