Через короткое время нож упал на пол. Но не брякнул, а как на резину упал, хотя пол был и деревянный, из досок.

— Значит, весь дом… тоже… — Барков подхватил нож. — Возможно, он растет… на своих жертвах…

— Что?!

— Весь дом… — шептал Барков. — Поразительно…

Стены вдруг шевельнулись. Как живые. Кровать шевельнулась тоже. И я заметил: распоротое брюхо твари начало стягиваться, наружу стала выдавливаться белая слизь…

Тут все было живое. И я вдруг сообразил: а ведь мы продолжаем оставаться внутри. Возможно, даже в самом желудке.

То же самое, кажется, понял и Барков.

— Уходим! — воскликнул он. — Сейчас же!

Откуда-то, мне показалось снизу, послышался нелепый хохоток.

Я метнулся к двери… Двери больше не было. Нет, она была, но я заметил, что коробка срослась с полотном и стенами, теперь дверь была будто нарисована. Дверь была ненастоящей!

— Двери нет! — крикнул я.

Барков подскочил ко мне, оттолкнул. Схватил нож и вогнал его в дверь. Почти повис на рукоятке. Но полотно поддавалось плохо, расходилось и тут же стягивалось обратно, нож продвигался вниз медленно.

— А-а-а! — Барков пнул дверь.

Совсем как тогда, на распределении, когда нас отправили на Европу. Но двери было все равно, дверь была сильная.

Тогда Барков уперся в дверь ногами и потащил нож на себя. Нож не поддавался, а потом разом, вдруг, освободился, и Барков оказался на полу.

Я рванул к окну. Стукнул по стеклу. Стекло спружинило, отбросило мой кулак.

Окно тоже было ненастоящим. И синяя луна была ненастоящей.

Мы оказались в ловушке.

Барков чесал рукой подбородок. Черный пистолет раскачивался на ремешке.

Пистолет! Если он легко пробивал переборки на грузовом корабле, то «резиновую» стену тоже прорежет…

— Давай, стреляй! — Я указал на пистолет.

Барков снял с плеча оружие.

— Стреляй! Прожги дверь!

— Нельзя. Батареи разряжены. Мне там снаружи тоже пришлось пострелять. Камнями чуть не завалило… — Барков показал индикатор на рукоятке пистолета. Он светился зеленым.

Пол вздрогнул, стены перекосились и стали стягиваться к центру.

— Стрелять пока бессмысленно, — прошептал Барков, — стену не пробьет. Надо подождать хотя бы чуть-чуть…

— Сколько он будет заряжаться?

Барков не ответил. Ясно, что быстро оружие готово не будет.

Барков тер подбородок, быстро оглядывая стягивающуюся комнату. И не мог ничего придумать, по его лицу видно было. По глазам. Я тоже не мог ничего придумать. Пялился только на колышущиеся стены.

Стены сдвигались. Неравномерно, та, возле которой стояла кровать, быстрее, та, что с окном, медленнее. Пол стал мягким и податливым, ноги начинали в нем тонуть, как в желе.

Честно говоря, мне не очень было страшно. Я совсем недавно уже так сильно испугался, что испугать меня по второму разу было нелегко. Во всяком случае, сегодня. К тому же сейчас рядом со мной был Барков, а вдвоем всегда гораздо проще и веселее. Мы сидели на живом полу плечом к плечу и глядели на пистолет, на индикатор. До красного уровня оставалось еще три деления.

— Может, пора? — спросил я.

По-моему, так пора. Стены были уже близко, с них выпячивались какие-то мелкие отростки, которые жадно тянулись в нашу сторону.

— Может, ты все-таки выстрелишь?

— Нельзя. Хватит только на один разряд. Только на один, потом мы уже не сможем…

Моей шеи коснулось липкое.

— Стреляй! — зарычал я.

— А пошло оно… — прошептал Барков, поднял пистолет и уткнул его в приблизившуюся стену.

И тут произошло следующее. Стены резко сжались. Очень резко, буквально за мгновенье какое-то. Я даже глаза не успел закрыть, как оказался сплющен ими, комната свернулась в трубу, меня мощно поддало в спину, и я вылетел в окно. Как пробка из бутылки.

А вслед за мной вылетел Барков. Как мяч из теннисной катапульты.

Я успел сгруппироваться, упал на камни боком, ушибся несильно, только руку чуть не сломал. Баркову тоже повезло — он свалился на склон скалы, проскользнул, скатился к изгороди. И почти сразу засмеялся. От души так, с удовольствием.

Вообще у него черта такая. Я заметил — смеяться Барков любит. Не к месту смеяться.

— Живой? — спросил я.

— Живой, — ответил Барков.

— А чего смеешься?

— А ты не понял, что ли?

— Нет.

— Нас выплюнули, — сказал Барков. — Оно испугалось, что я прожгу ему желудок, и выплюнуло нас! Ты ходить можешь?

Я пошевелил ногами. Встал. Сделал несколько шагов к Баркову.

Барков тоже поднялся. Он покачивался и выглядел не очень. Каким-то образом его комбинезон превратился в лапшу, в сплошные лохмотья, в рухлядь. Но оружие свое он не потерял. И пистолет, и нож остались при нем.

Мы повернулись к дому. Дом был уже не дом. Нет, он не утратил формы, но она как-то оплыла, сделалась какой-то другой. Дом стал похож на большой и уже начавший гнить гриб. И он, даже не сдвигаясь с места, умудрялся тянуться к нам.

Я подхватил камень, сжал его в руке. Барков поднял пистолет.

— Стреляй! — сказал я. — Стреляй, мы же теперь не внутри! Сожги его!

Барков выстрелил. Заряд попал под крышу, под шляпку гриба. Дом дернулся. Но не загорелся, не взорвался и не растекся. На белой штукатурной стене образовалось что-то вроде ожога, рана с неприятными красными краями. И мне даже показалось, что запахло горелым мясом. Впрочем, может, так оно и было.

— Стреляй! Стреляй еще! — завопил я. — Убей гадину! Убей!

Мне на самом деле очень хотелось увидеть, как эта тварь будет корчиться под вспышками, будет выть, будет умирать.

— Разряжен, я же говорю… — с досадой покачал головой Барков. — Бластер разряжен…

Дом вздохнул. Мне так показалось.

— Уходим отсюда, — Барков закинул оружие за плечо. — Надо искать Лину.

— Лину… А если ее… — я указал в сторону дома, — если он ее уже съел?

— Вряд ли. Он был бы сытым. И спокойным. И вряд ли бы на тебя стал нападать. Сытые питоны не охотятся.

Да уж, точно.

Я размахнулся и швырнул в сторону дома камень.

— Не спрашивай меня ни о чем, — предупредил Барков мои вопросы. — Я пока не хочу говорить на все эти темы.

— Нет, все-таки я спрошу. Ты вот говорил, что кровать… ну, вроде как полип. А как же тогда весь дом? Полип ведь неразумное животное. Как же он устроил все…