Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, что раздался свисток, я лично ничего не слышал. Пикаускас объявил ничью и приказал подсчитать потери. Живы были все, два подозрения на перелом челюсти и один — рёбер. У соседей счёт приблизительно такой же. Фингалы, зубы и кровоподтёки в счёт не шли. Здоровей от этой встречи мы не стали, но качаться и бегать стали так, как будто от этого зависел вопрос жизни или смерти. А бойцы из соседней роты не только молодцевато отдавали честь, но здоровались и улыбались, как старому знакомцу. Солдаты же при встрече между собой обнимались, как братья, чего раньше мне наблюдать не приходилось. А всего-то один раз сыграли в «регби»!
Проверка — это попытка одних
продать убогие знания и умения
за высокие баллы, а других как
можно дольше делать вид,
что они не продаются.
Проверка командующего ВДВ — это событие. Расписание составлено — хуже не придумаешь. «Москвичи» буквально рвали проверяемые подразделения. Политическая, физическая, специальная подготовка — всё проходное. А вот проверка по огневой это серьёзно. После огневой сразу шла проверка состояния ракетно-артиллерийского вооружения. Засада… У разведчиков и так оружие постоянно в работе, поэтому затёрто, поцарапано и не выглядит, как только что со склада, не то, что в «курковых» ротах. А тут, на огневой, мы его ещё дополнительно уделали. Спасти могла только идеальная чистота. Естественно, всю ночь чистили.
До этого ночь, а потом день стреляли. По два упражнения из боевых машин и из стрелкового оружия. Крутимся, как блохи на кончике шила. Без перестрела и натяга идём на «отлично». Огневики со штаба ВДВ удивлены. Один даже залез со мной в машину и прокатился упражнение от начала и до конца. Сказал «молодца» и пожал руку.
В самом конце проверки по огневой недавний выпускник разведывательного факультета Академии Фрунзе майор Поповских решил вне плана дополнительно проверить метание гранаты в наступлении. Надо значит надо. Организовали точку, дали проверяющему списки и табурет, и завертелась работа. На «москвича» приятно смотреть. ЦеПковская фуражка, новая шинель и шитые на заказ сапоги. Просто картинка. И ведёт себя достойно: никакой «пурги», голос не повышает, доброжелателен. Бойцы, прикрывая самое ценное противогазом, орут дурными голосами «Ура!» и бегут в атаку вслед за брошенной гранатой. В квадрат попадают, всё нормально.
Так было… пока на огневой рубеж не вышел рядовой Тубис. Не знаю, что там у него переклинило, но он с таким остервенением дёрнул кольцо, что оно осталось в руках, а вот граната полетела в противоположную сторону, и упала как раз перед проверяющим. Бойцы мою команду «Ложись»! выполнили сразу и охотно. Мелькнула даже злорадная мысль о том, как будет выглядеть представитель командующего в осенней грязи в новой шинели. Но он-то как раз падать не торопился. Более того, встал, одел табурет на руку и в последнее мгновение перед взрывом присел, закрывшись импровизированным щитом. Вот это да! Мы только рты открыли. Добил он нас через пару секунд, когда брезгливо смахнул перчаткой вонзившиеся осколки, сел на табурет и спросил:
— Фамилия? Тубис? Оценка — «два». Следующий.
Мне даже расхотелось орать на солдата, где и когда мы могли бы вот так запросто получить такой урок самообладания.
Оно как раз понадобилось мне на следующее утро. После чистки оружия, которая завершилась в 6:00, я буквально на час ушёл домой привести себя в порядок и позавтракать. Возвращаюсь в роту и замечаю нездоровый ажиотаж вокруг полкового медицинского пункта. Двоих с разбитыми носами под руки заводят вовнутрь. Мелькают белые халаты, вокруг кружат «политрабочие». Какое-то нехорошее предчувствие холодом вошло в живот. И не зря. При входе в столовую, оказалось, рота столкнулась с выходящей ротой 1-го батальона. То ли с недосыпу (две ночи на ногах), то ли с дурного ухарства разведчики кулаками расчистили себе дорогу. Всё, блин, сдали проверку. Сейчас начнётся…
Построил роту и задал единственный вопрос:
— Чья работа?
Выходит «годок», которого, отмазывая от стрельбы за никчемность, я поставил в наряд. Вот зараза! Как же у меня чесались руки! Но, вспомнив урок самообладания, только сказал:
— Всё, бойцы, дальше можно не уси…ться. Он за нас уже проверку сдал.
Не знаю, то ли потому, что челюсти уцелели, то ли потому, что пострадавшие были «дедами», то ли КэП вступился, но публичной выволочки мне удалось избежать. За проверку роте сняли балл и поставили «хорошо». И то хлеб…
Есть вещи важнее денег,
но без денег эти вещи не купишь.
Проспер Мериме
За талант солдату можно многое простить. Но Сереге Ильиных и прощать-то по большому счёту нечего было. Бегал-стрелял не хуже других, тих и безотказен, а рисовал великолепно. Сатирическая газета, которую он оформлял, была знаменита на всю дивизию. Солдаты узнавали себя в дружеских шаржах, надрывали животы и с нетерпением ждали следующих выпусков. Я даже расстроился, когда на него пришёл приказ об увольнении.
Сидим с командирами взводов в канцелярии, разговариваем о жизни. Ждём получку. Вспомнили о Серёге. Куда он теперь. Детдомовский, круглый сирота, всё его имущество на нём.
— Давайте, говорю, скинемся и купим парню часы на память
— Если по «чирику», то можно хорошие найти, — поддержал Коля Игнатов.
Вдруг стук в дверь, заходит «Космос» — старшина из срочников, с ним два замкомвзвода.
— Товарищ старший лейтенант, — это ко мне, — мы вот пришли сказать, что рота решила всю получку отдать Ильиных.
Мы с офицерами только переглянулись. Какая-то телепатия!
— Как это «рота решила»? А если кто не может?
— Нет, все и до копейки. Месяц обойдёмся без булдыря.[15]
Отправляю Ильиных с какими-то бумагами в медицинский пункт, а сам строю роту.
— Это правда? Может кому-то не обойтись, не всем же родители присылают?
Нет, и всё! У меня ком к горлу. И это мои оторвяги, за которыми глаз да глаз и которым сам чёрт не брат, смотрят прямо в душу и как бы говорят: «Ну, как ты не понимаешь»… Да понимаю я всё, только от вас не ждал.
Прибежал Ильиных, просится в строй. Объявляю ему решение роты и вручаю пакет с деньгами.
— От офицеров подарок получишь позже, а от меня вот тебе увольнительная на трое суток, пойди, купи себе, что надо из одежды и вообще…
Смотрю, у парня слёзы на глазах. Сам, еле сдерживаясь, шмыгнул в канцелярию.
Через неделю первые «дембеля» пришли прощаться. Пока слова, благодарности-пожелания, Серёга Ильиных, стоявший чуть сзади, нет-нет, да и посмотрит себе на руку, словно лишний раз хотел убедиться, что часы на месте.