Казалось, сбылось желание Бориса иметь свой дом. Больше ему не надо уезжать в Переделкино, чтобы спокойно, без житейских забот, работать. Однако нет-нет да и раздавался сдавленный вздох с выдохом: «Хочу домой…»

И я всякий раз, подслушав его, впадала в панику: что у нас не так? Почему ему вздыхается?

Постепенно, по мере сближения наших интересов, по мере расчета с кредиторами, этот вздох стал возникать все реже и реже. И как рана, которую перестаешь замечать и даже забываешь, что была, как только она затягивается, — так в какой-то момент я вдруг поняла, что давно не слышу этого «хочу домой», словно болезнь прошла…

Позднее в его дневнике я нашла «Стихи о Доме». Одно из них я вынесла в эпиграф книги, а другие, хотя они, к сожалению, не дописаны, тем не менее приведу:

Как хорошо мне жить в моей лачуге,

Она спасает от дождя и вьюги.

Как хорошо мне жить в моей лачужке,

Вокруг цветы, деревья и пичужки.

Как хорошо!

Закроешь дверь —

И не войдет

Ни лютый зверь,

Ни лютый друг,

Ни лютый враг,

Ни утомительный дурак,

Ни власть…

Как хорошо!

Откроешь дверь —

Пусть входит каждый добрый зверь

И добрый враг и добрый друг.

Как нужно мне порой побыть наедине…

Со всей землей.

«Обалдевание» знаниями

Приняв оба предложения Бориса, я приняла и третье, которое естественно вытекало из двух предыдущих: стала домашней хозяйкой.

Да и как можно было поступить иначе, если работа у мужа тоже «домашняя». Остались в далеком прошлом мое физкультурно-педагогическое образование и, в не очень далеком, диплом и работа программиста на новом для тех лет языке программирования «Алгол». И уж, конечно, Боря не мог упустить такую подходящую фразу из сочинения братьев Стругацких: «Нам нужен программист, нам позарез нужен программист, нам нужен далеко не всякий программист…»

Некоторые знакомые и бывшие сослуживцы удивлялись моему решению. Не забудьте, что это сейчас модно жить в собственном доме за городом, а тогда подобное решение было почти революционным.

К сожалению, в тот момент у меня еще не было такого убедительного довода, который появился позднее, когда я вслед за мужем познакомилась с его любимыми китайскими мудрецами. В «Прозе Древнего Китая» приводится ответ Конфуция на вопрос примерно такой же, как задавали мне: «Как вы сможете жить в таком захолустье?»:

Если там поселится благородный муж, то какое это захолустье?

Довольно скоро мой благородный муж понял, что для разумного ведения нашего хозяйства мне необходимо «обалдевать» дополнительными знаниями (как определил Иа-Иа этот вид деятельности в известной книге о Винни-Пухе). И первое, что я должна была освоить, — это вождение автомобиля.

Известно, что у мужа учиться бесполезно. Проверено опытом, тут нужен посторонний человек, которого бы не раздражали неудачные попытки второй половины. Я, например, навсегда разлюбила теннис только потому, что мой прежний муж, очень хороший теннисист, однажды во время игры обругал меня за плохой удар. Я так обиделась, что больше никогда не выходила на корт, даже смотреть теннис перестала.

Борис нашел мне некоего «Стяпаныча», у которого обучалась вождению автомобиля вся московская элита тех лет. Принцип его обучения был прост: вы платите некую сумму и учитесь до тех пор, пока сами не почувствуете, что готовы сдавать экзамен. Хоть месяц, хоть несколько, — катайтесь на здоровье.

Помню, первый раз он заехал за мной на машине, за рулем которой сидел композитор Владимир Шаинский. Затем Шаинский пересел на заднее сиденье, теперь уже я села за руль. Первый раз в жизни. «Ну, трогайтесь», — сказал Стяпаныч. Он наскоро показал, что я должна нажать и включить, машина, как ни странно, меня послушалась — и поехала. Не следует забывать, что учебная машина снабжена дополнительными педалями управления. Совершенно потрясенная, я довезла Шаинского до его дома, после чего мы поехали за следующим клиентом, и теперь уже меня пересадили на заднее сиденье и отвезли домой. Через несколько дней я отрабатывала на каком-то полигоне крутой поворот руля вместе со звездой балета Михаилом Лавровским. Так как это упражнение требовало большого физического напряжения, мы с моим напарником периодически менялись местами. Эдик Успенский тоже обучался у Стяпаныча. Довольно скоро я получила права, а так как мое обучение началось поздней осенью, когда дожди сменялись заморозками и снегопадами, то такие неблагоприятные условия закалили меня. Не без гордости добавлю, что до сих пор вожу машину, даже зимой. Мой водительский стаж — более тридцати лет. Примета того времени — женщины за рулем были редкостью. Как не вспомнить сотрудника ГАИ, который остановил меня и, извинившись, сказал: «Простите, я хотел посмотреть вашу прическу».

Став водителем, я освободила мужа от необходимости возить меня в прачечную или за провизией.

Вскоре Боря нашел для меня еще одного квалифицированного педагога — почему-то психолога, который менее чем за десять уроков научил меня слепому методу печатания на машинке. Эти знания пригодились мне сразу, не говоря о том, что позднее, при овладении компьютером, я удивила даже бывалых компьютерщиков тем, что могла, не глядя на клавиатуру, печатать тексты.

Я уж не говорю о том, что мне пришлось взяться и за такие дела — причем выполнить их на профессиональном уровне, иначе это было бы опасно для здоровья, — как перетяжка мебели. Вместе с домом нам досталась кровать — «павловская», как определили ее знатоки старины. Матрац, правда, оказался не столько старинным, сколько старым. И откуда только у меня взялась уверенность, что я могу его восстановить? Вспомнила, как во времена моего детства наблюдала бродячих ремесленников, занимающихся обойным промыслом. Поставила матрац на четыре табуретки, смело вскрыла его, заново перетянула все пружины, вернула на прежнее место выстиранный конский волос и морскую траву.

Кстати, нелишне вспомнить, что хозяйка предложила нам выкупить у нее мебель, которая оставалась в доме, по цене просто смехотворной. Но даже таких скромных средств мы не смогли собрать. Отказались, например, от старинного комода за 40 рублей, от дров и кирпича, который был нам необходим. Взяли лишь несколько столиков по рублю за каждый да плетеную мебель. И все равно вместе с кроватью набралось больше чем на сто рублей.

А пару мягких кресел, которые валялись на чердаке, она даже не решилась нам предложить, настолько они были ветхи. Однако именно их