Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожевник Лао Люй рассказал все это Ян Байшуню не потому, что терпеть не мог продавца доуфу Лао Яна, а потому, что у него имелись старые счеты с извозчиком Лао Ма из деревни Мацзячжуан. Лао Люй содержал кожевенную лавку, в которой, кроме того, что дубил кожу, еще и предлагал товары из нее. Он изготавливал овчинные тулупы, брюки на овчинной подбивке, меховые сапоги, а еще плетки, седла, узду и другие вещи из коровьей, ослиной и лошадиной шкур. Говоря о старых счетах, следует заметить, что Лао Люй и Лао Ма меж собой никогда не дрались и не ругались, обманывать тоже никто никого не обманывал. Но оказалось, что среди двух с лишним тысяч жителей деревни Мацзячжуан самыми умными были лишь двое: извозчик Лао Ма и кожевник Лао Люй. Однако каждый из этих умников был сам себе на уме, так что они стали соперниками. На людях они величали друг друга братьями, Лао Ма покупал у Лао Люя плетки и узду, а в позапрошлом году даже купил у него овчинный тулуп; Лао Люй, в свою очередь, делал ему скидки. Но за спиной они то и дело вставляли друг другу палки в колеса. Вот и сегодня, встретив Ян Байшуня, Лао Люй взял и воспользовался удобным случаем.
По правде говоря, историю про жеребьевку в семействе Янов разболтал вовсе не Лао Ма. Это сделал сам Лао Ян, когда в прошлый раз приходил в деревню Мацзячжуан продавать доуфу. Тем самым он хотел подчеркнуть свою дружбу с Лао Ма, показать, что он с ним на короткой ноге. Лао Люй же, пересказывая эту историю, хотел досадить вовсе не Лао Яну, а Лао Ма. Ян Байшунь, узнав правду, испытал настоящий шок, но злился он не на извозчика Лао Ма, а на своего отца, Лао Яна. Он и раньше-то не считал его за порядочного человека, но не думал, что тот окажется настолько гнилым. Ян Байшунь разом опрокинул свою тележку вверх дном, так что весь его товар оказался на земле, превратившись в сплошную бобовую гущу. Лао Люй так испугался, что поспешил удалиться. Ян Байшунь, который ненавидел Лао Яна, теперь возненавидел и своего брата Ян Байли. Как-то раз позапрошлым летом, когда они оба еще изучали «Луньюй» в сельской частной школе Лао Вана, тому понадобилось съездить в уездный центр на ярмарку. Дав ученикам задание, Лао Ван оставил присматривать за ними свою жену Инь Пин. Но едва Лао Ван ступил за порог, Инь Пин последовала его примеру и ушла чесать язык по соседям. Перед уходом она закрыла классную комнату на наружный засов. Однако это ни для кого не стало преградой. Поскольку классная комната была устроена на месте бывшего коровника, в его задней стене имелось несколько проемов, откуда раньше вычищали навоз. Так что ученики все как один повылазили наружу и побежали купаться на речку. Пока все плескались около берега, Ян Байли решил выпендриться и, размахивая руками, отправился вброд на середину реки. Вдруг послышался всплеск, и он, провалившись в яму, ушел с головой под воду. Остальные мальчишки, испугавшись, стали выбираться на берег и убегать. Лишь Ян Байшунь, который и плавать-то нормально не умел, бросился в воду спасать родного брата. Вытаскивая Ян Байли из речки, он и сам чуть не утоп. И вот сейчас тот отплатил ему черной неблагодарностью, устроив за его спиной такие козни. Наконец, Ян Байшунь возненавидел и извозчика Лао Ма из деревни Мацзячжуан. Ведь сам Ян Байшунь никогда с ним не враждовал, почему же тот сговорился с Лао Яном против него? Но ненавистнее всего была мысль о том, что все уже было «обстряпано» и ничего нельзя повернуть вспять. Полдня злой Ян Байшунь просидел на улице в деревне Мацзячжуан, а когда стемнело, взял пустую тележку и пошел обратно в свою деревню Янцзячжуан. Едва он зашел во двор дома, как тут же наткнулся на Лао Яна. Тот только что вернулся из поселка от ветеринара и теперь выколачивал из одежды пыль. Увидав сына с пустой тележкой, он радостно воскликнул:
— Научился выдавать ритмы? Продал все подчистую?
Когда они продавали доуфу с Лао Яном, сбыть товар целиком им не удавалось даже под непрерывные барабанные ритмы. Иногда удавалось продать половину, иногда больше половины, но все равно у них хоть понемногу, но оставалось каждого вида доуфу. И дело тут было даже не в продавцах, а в покупателях, так что объем продаж за день всегда оставался загадкой. В это время со своей тележкой прикатил и старший из братьев, Ян Байе. Целый день он продавал доуфу, уходя к востоку от деревни, но в его тележке осталось еще целых пять узелков с товаром. Не обращая внимания на слова Лао Яна, Ян Байшунь со всей дури двинул свою тележку в глинобитную ограду, так что с той посыпалась земля, после чего направился в свою комнату и с грохотом захлопнул за собой дверь. Когда его звали на ужин, он не пришел, и когда ранним утром его стали звать молоть соевые бобы, он тоже не откликнулся. Лао Ян понял, что что-то стряслось. Позавтракав, Лао Ян в одиночестве отправился со своей поклажей на запад и по пути выспрашивал, как вчера продавал доуфу его сын. И только дойдя до деревни Мацзячжуан, он понял, что история с жеребьевкой вылезла наружу. Но ведь все это он разболтал сам, так что вины извозчика Лао Ма тут не было. Виноват лишь кожевник Лао Люй, который из-за личной неприязни к Лао Ма сдал Лао Яна с потрохами. Целый день проходив по деревням со своим товаром, Лао Ян наконец вернулся в деревню Янцзячжуан. Зайдя во двор, он отставил тележку и направился в комнату к Ян Байшуню. Тот все еще лежал на своей кровати, рядом с ним наготове стояла длинная скалка. Увидав Лао Яна, Ян Байшунь резко сел, схватил скалку и волком уставился на Лао Яна. Тогда-то Лао Ян и сообразил, что на сей раз дело приняло серьезный оборот. Обычно, когда разгоралась ссора, без разницы по чьей вине, все заканчивалось тем, что Лао Ян привязывал Ян Байшуня к финиковому дереву, отделывал его по полной программе, после чего инцидент считался исчерпанным. Сначала Лао Ян решил действовать по уже отработанной схеме и снова как следует отделать сына, тем самым все уладив. Но заметив настрой Ян Байшуня, он понял, что тот в долгу не останется, поэтому Лао Ян струсил. Но струсил он вовсе не потому, что боялся не справиться с Ян Байшунем, а потому, что все это грозило вылезти наружу, выставив его посмешищем в глазах людей. Досадуя на свой неуемный язык, который разболтал историю о жеребьевке, Лао Ян не стал наказывать Ян Байшуня. Вместо этого, расплывшись в улыбке, он завел с ним разговор о младшем сыне Ян Байли.
— Ведь зачем я его отдал в «новую школу»? Чтобы, отучившись там, он вернулся домой делать доуфу. — Помолчав, он добавил: — А ты не переживай. Не поехал учиться, зато эти два года, пока ты будешь делать доуфу, не пройдут для тебя даром. С завтрашнего дня начнешь получать по десять процентов от своей выручки. Поднакопишь деньжат, а там года через два женишься. — Лао Ян понизил голос: — Младший об этом ничего не узнает. — Тут его голос опустился до шепота: — Я даже старшему ничего не скажу, потому как он трудится за просто так.
Продавец доуфу Лао Ян был уверен, что план его сработает, однако Ян Байшунь, зарывшись с головой под одеяло, отвернулся от отца и не обращал на него никакого внимания. Так он провалялся в кровати еще один день, лишь вечером встал поужинать, после чего снова завалился спать. На следующее утро, когда настала пора идти молоть бобы, он встал, но вовсе не для того, чтобы молоть бобы. Сделав вид, что пошел в туалет, он перелез через заднюю стену двора и сбежал из дома. Наконец-то у Ян Байшуня появились и возможность, и причина покинуть Лао Яна вместе с его доуфу. Поэтому едва ему представился случай, Ян Байшунь готов был бежать хоть куда, причем без всякого сожаления. Покинув родную деревню, он неизбежно столкнулся с трудностями. Ведь двое суток напролет он только и делал, что злился, у него была одна мысль — уйти, но вот куда именно, он придумать не успел. Поэтому сейчас, когда он в сердцах ушел из дома, никак не мог определиться, куда же в этой огромной Поднебесной ему направить свои стопы. Раньше он мечтал вместе с Ло Чанли распоряжаться на похоронах, но этому никто не учил. Потом он решил наняться к богачу Лао Фаню работать в поле, ведь все-таки он ходил в его частную школу, да и к тому же этот Лао Фань хорошо относился к своим работникам. Но Ян Байшуня страшила работа в поле, где день-деньской ему бы пришлось под палящим солнцем заниматься бесконечной жатвой. Поэтому он стал мечтать о каком-нибудь ремесле. Ведь собственное ремесло спасало от любых невзгод. Однако кроме производства доуфу Ян Байшунь ничего другого не умел, как и других ремесел не знал. Миновав пять ли пути, он так и не определился, в какую же сторону ему следует податься. И тут он неожиданно вспомнил про своего младшего дядю по материнской линии, Лао Иня, который торговал солью. Лао Инь обзавелся участком с солончаковой почвой и взял к себе в помощь нескольких учеников. Ежедневно собирая и обрабатывая сырье со своего участка, Лао Инь развозил его на тележке по окрестным деревням. В отличие от продавца доуфу Лао Яна, Лао Инь зазывал своих покупателей звонким голосом. Появляясь в какой-нибудь деревне, Лао Инь начинал кричать: «Соль и сода — что надо, Лао Инь из Иньцзячжуана!» И хотя производство соли и соды также требовало находиться под солнцем, но по сравнению с той же жатвой все-таки считалось ремеслом. А главное, у продавцов этого товара имелся свой зазывной крик, и пусть этому крику было далеко до похоронных выкриков Ло Чанли, однако и у него имелась своя изюминка. Лао Ян всегда призывал своих покупателей с помощью барабана, он тарабанил уже более двадцати лет, поэтому что-то менять здесь было уже сложно. А Лао Инь с самого начала зазывал покупателей выкриками. Занимаясь этим уже больше двадцати лет, он под стать своим выкрикам сделался солидным и обстоятельным. И хотя его выкрики не шли ни в какое сравнение с похоронными, определенный шарм в них был. Во время родственных визитов Ян Байшуню уже приходилось видеть младшего дядю Лао Иня, поэтому он и вознамерился пойти к нему под крышу в деревню Иньцзячжуан. Третий дядя Лао Инь был плешивым, а едва у человека появляется плешь, у него тут же начинает портиться характер. Ян Байшунь собственными глазами видел, как однажды, когда один работник по неосторожности запустил соляную воду в резервуар с содовой, Лао Инь тут же схватил совковую лопату и, недолго думая, набросился с ней на беднягу, оставляя на его голове ссадины, и тот, не смея вытереть кровь, бросился исправлять свой промах. Поэтому в душе Ян Байшунь несколько трусил. Но поскольку ничего другого он придумать не мог, для начала решил отправиться к Лао Иню. От деревни Янцзячжуан до деревни Иньцзячжуан было семьдесят ли, поэтому Ян Байшунь широким шагом пошел в выбранном направлении. От деревни Янцзячжуан он добрался до деревни Лицзячжуан, от деревни Лицзячжуан он добрался до села Фэнбаньцзао, от села Фэнбаньцзао он добрался до села Чжанбаньцзао, пока, наконец, не наступил вечер. Ян Байшунь проделал путь в пятьдесят ли, а потому несколько утомился и проголодался, поэтому в селе Чжанбаньцзао он решил передохнуть, а заодно и попросить у кого-нибудь поесть. Дойдя до центра села, он заметил под раскидистой софорой на берегу пруда толпу местных жителей, которые собрались побрить свои головы. Сквозь народ был виден поднимающийся от таза цирюльника пар. И вдруг, увидав самого цирюльника, коим оказался Лао Пай из деревеньки Пайцзячжуан, Ян Байшунь живо придумал отличный план. Ян Байшунь хлопнул себя по башке: он перебрал столько ремесел и при этом начисто забыл про цирюльника Лао Пая. Все те, про кого он вспоминал, его не вдохновляли, зато теперь перед ним нарисовался совершенно неожиданный вариант. Вот уж точно: что искалось с большим трудом, вдруг нашлось само. Тогда Ян Байшунь решил открыто попросить Лао Пая, чтобы тот взял его в ученики. И хотя мастерство цирюльника не приравнивалось к серьезным ремеслам, волосы у людей растут каждый день, а значит, о доходах можно было не беспокоиться. К тому же, по сравнению с добытчиками соли и соды, которые день-деньской трудились на самом пекле, цирюльники вместе со своими клиентами могли укрыться в прохладной тени. Более того, Лао Пай был с ним уже знаком после того, как подобрал его в деревне Янцзячжуан и отвел в поселок в харчевню Лао Суня. Можно сказать, Ян Байшунь уже проверил его в беде. Теперь он уже настолько успокоился, что даже забыл про еду. Однако пока Лао Пай, облепленный клиентами, работал, Ян Байшунь все равно не мог взять и подойти к нему со своей просьбой, поэтому он сбросил обувь и уселся поодаль. Он ждал, пока жители села Чжанбаньцзао один за другим отходили от цирюльника с обновленными прическами. Людей становилось все меньше, наконец на скамеечке остался один клиент со шрамами на веках, пожелавший сбрить ресницы[29]. Окончив процедуру, Лао Пай стал собирать свои принадлежности. И только когда он уже завернул в свое полотенце бритву, ножницы, механическую машинку для стрижки, гребешки, щеточки, оселок и прочий инвентарь, Ян Байшунь приблизился к нему и громко поприветствовал: