принять отрицание и больше не упоминать о нем. Но, учит Гилл, удивительно часто клиент признает такую расшифровку:

Клиент: Да, полагаю, меня это интересует. Я имею в виду, что вы не очень разговорчивы. Говоря откровенно, до последнего времени думалось, что не очень-то я вам интересен.

Терапевт: Можете ли вы сказать, что же произвело на вас такое впечатление?

Клиент: Нет, вряд ли. Это всего лишь мое предположение.

В этой точке мыслительного процесса Гилла происходит следующее: «Я делаю ему минимальные намеки, поэтому интерес к тому, что я думаю о нем и как к нему отношусь, вполне резонен. У клиента возникли наиболее плодотворные возможные гипотезы. Предположение о незначительности моего интереса к нему вполне правдоподобно. Однако наше общение в течение нескольких недель было живым и вполне сердечным, поэтому неопределенность ситуации не подтверждает его гипотезу. Таким образом, лучше считать, что здесь мы имеем дело со значимым результатом переноса». Гилл считает, что в этот момент терапии возможно помочь клиенту увидеть трансферентные аспекты ситуации, и предполагает сделать это примерно так:

Терапевт: Вполне правдоподобно. Порою я был немногословен, что могло привести вас к мысли о том, интересны ли вы мне. С другой стороны, мне кажется, что недавно у нас было довольно теплое общение. Хотелось бы узнать, не было ли других причин для подобной интерпретации моего поведения с вами.

Клиент: Возможно, были.

Терапевт: Интересно, может быть, в вашем раннем детстве вы боялись, что кто-то значимый для вас не очень-то интересуется вами.

Теперь терапевт встает на позицию исследования некоторого важного генетического материала и хочет помочь клиенту увидеть, как прошлые переживания влияют на текущее восприятие.

Интерпретация сопротивления признанию переноса

Читая данный раздел, важно иметь в виду, что Гилл не следует за Фрейдом в понимании переноса как искажения[53]. Без сомнения, он соглашается с замечательным открытием Фрейда о том, что мы несем с собой в виде остатков из нашего детства бессознательные ожидания и потребности, которые сохраняют сильное влияние на характер наших представлений о современном мире. Но, в то время как Фрейд доказывает значительность искажения нашего восприятия в случаях усиления этих ожиданий и потребностей, Гилл мыслит иначе. Гилл рассуждает так, что все мы постоянно сталкиваемся с необходимостью делать выводы из неадекватных данных. Все мы постоянно сталкиваемся с двусмысленными стимулами и двусмысленными ситуациями, которые должны истолковывать. Мы работаем с этими неопределенностями, пытаясь разрешить их в соответствии с бессознательными потребностями и ожиданиями из нашего детства. И не искажаем мир, а пытаемся достичь наиболее вероятных его конструкций, обусловленных неопределенностями и нашей историей.

Гилл подчеркивает это, потому что считает, что интерпретации переноса никогда не должны нести на себе печать подавления. Интерпретации, воспринятые как критика, вероятнее всего, вызовут еще более сильное сопротивление клиента обнаружению переноса.

Процесс, показанный в предыдущем примере, Гилл представляет как интерпретацию сопротивления признанию переноса. Как клиенты сопротивляются осознанию своих чувств по отношению к терапевту, так они сопротивляются и узнаванию в этих чувствах феномена переноса[54]. Открытие того, что причинами наших чувств и восприятий являются не только осознаваемые или видимые нами свидетельства, выбивает нас из колеи, и поэтому мы стремимся противодействовать подобным открытиям. Вероятно, сопротивление будет еще большим, если скрытые причины проистекают из наиболее болезненных и пугающих фрагментов нашей истории. Вот почему Гилл назвал эту ступень интерпретацией сопротивления.

Гилл предполагает, что существуют три способа интерпретации сопротивления для обнаружения переноса: (1) интерпретация «здесь»-и-«сейчас», (2) интерпретация сегодняшней жизни и (3) генетическая интерпретация.

Интерпретация «здесь»-и-«сейчас»

Интерпретация «здесь»-и-«сейчас» использует аспекты терапевтической ситуации с целью помочь клиенту увидеть, что некоторые реакции на терапевта не являются такими неизбежными, как кажутся. Эти интерпретации не зависят ни от истории клиента, ни от его жизни вне терапевтической ситуации. Примером может служить приведенная ранее иллюстрация случая клиента, считавшего, что он не очень интересен своему терапевту. Сначала клиенту кажется, что его страхи о безразличии терапевта всецело определены реалиями текущих событий. Терапевт напоминает ему о незамеченных им моментах в терапии, помогая увидеть, что эти реалии являются основой для других интерпретаций, и, таким образом, готовит клиенту путь для исследования трансферентных решений.

Однажды я появился на пороге своего аналитика в то время, когда на улице бушевала метель, и обнаружил наружную дверь запертой. Уже много месяцев я входил через эту дверь, и никогда она не была заперта. В конце концов, я все же попал внутрь, позвонив в звонок. Сразу после этого, начиная беседу, я резко пожаловался, что меня не хотели впускать. Как мы сейчас увидим, аналитик точно знала, что дверь вовсе не была закрыта. Будь она так же тактична, как Гилл, она бы сказала: «Я вполне понимаю ваше чувство ужаса перед запертой дверью в плохую погоду, вполне правдоподобно и то, что я закрыла дверь, поскольку вы пытались безуспешно открыть ее. Однако возможны и другие интерпретации. Например, дверь лишь слегка застряла, и вместо того, чтобы, приложив усилие, открыть ее, вы использовали эту ситуацию для переживания заново каких-то старых чувств. Вы часто чувствуете неприятие с моей стороны?» Хотя она была не столь тактична, как Гилл, тем не менее, сообщила мне то же самое. Я отшутился.

Спустя пятьдесят минут, перед моим уходом, я тщательно проверил дверь. Естественно, в такую погоду рама попросту разбухла. В дальнейшем, к моему восхищению, дверь никогда не запирали. На следующей сессии я всерьез приступил к работе над своей готовностью чувствовать неприятие с ее стороны.

Интерпретация сегодняшней жизни

Интерпретация текущей жизни помогает клиенту увидеть, что особое восприятие аналитика похоже на отношения, поддерживаемые с людьми в его повседневной жизни. В предыдущем примере мой психоаналитик могла бы сказать (вполне правильно): «Не можем ли мы рассмотреть, как похожи эти чувства на те, которые вы испытываете к своим преподавателям и товарищам по учебе? Вы, вероятно, часто чувствуете, что они не подпускают вас к себе». Скажем, я согласился, и она могла бы предположить: «Тогда, возможно, ваша вполне оправданная интерпретация закрытой двери была выражением других чувств».

Точно также, в случае клиента, считавшего, что его терапевт не очень-то им интересуется, аналитик мог сказать: «Не думаете ли вы так же о многих других людях в вашей жизни? Возможно…»

Идея, конечно, заключается в том, что если клиенты смогут понять подобие их чувств к терапевту на те, которые они испытывают к другим людям, то это поможет им в частичном признании трансферентного характера их чувств к терапевту.