– Тогда объясни, что ты задумал.

– Хорошо. Но давай сначала прикинем, что да как. Ты проводил перепись, как мы договаривались?

– Я сосчитал людей.

– И что получилось?

– Плохо получилось. После мора выжило девятьсот пятьдесят человек. За этот год родилось сто семьдесят три, умерло сто, тут и младенцы, и роженицы, и дети, и взрослые – все.

Да-а, с такими темпами прироста населения далеко не уедешь, и ведь сейчас наблюдается прямо-таки всплеск рождаемости. Опять же часть умерших – это взрослые люди или дети, которые уже начали вносить свой вклад в жизнь племени, из младенцев помощники получатся в лучшем случае через лет семь. И снова свою лепту внесет смерть. Стоит ли удивляться тому, что прирост населения тут очень низкий.

– А что получится после того, как уйдут те шестнадцать родов?

– Останется двести двадцать человек. Из них тридцать девять охотников, семьдесят женщин и сто одиннадцать детей.

– Кисло. – Сказать, что цифры Дмитрия расстроили, не сказать ничего. – Мы тоже в этом списке.

– Нет. Род Пса я никак не считал.

– Понятно. Стало быть, проходим по отдельной графе. Сколько охотников отправится в кочевье?

– Только охотников?

– Остальных считать не имеет смысла. – При этих словах пребывавший и без того в унынии верховный шаман понурился еще больше. – Я понимаю тебя, Вейн, но и ты пойми, они уже потеряны. Никто из них не вернется, а если и вернутся, то единицы: те, кто сможет вырваться из той кровавой бани, что начнется там, на летних стоянках.

– Но почему ты думаешь, что все будет так плохо? Ведь у них есть оружие, которого нет у остальных.

– Во-первых, сколько у них оружия? С учетом того, что мы доделаем и вручим новым владельцам, – это тридцать два арбалета. Маловато будет. Дальше. Охотники начали мастерить себе луки, но они так себе, едва превзойдут по дальности дротики. У них только одно преимущество: охотник обычно носит максимум пять дротиков, лучники смогут нести и сорок стрел, вряд ли они станут мастерить больше, скорее уж меньше. Во-вторых, оружие, конечно, позволит получить преимущество, но не слишком большое. Оружие надо не просто заиметь, а еще и уметь его использовать с умом. Если бы тогда в лесу мы остались на земле, то стая нас разорвала бы, а мы, может, сумели бы убить штуки четыре, но вряд ли больше. Я использовал возможности оружия из наиболее выгодной позиции, отсюда и результат. Кстати, с людьми такое не пройдет, и нас бы перебили.

– Но почему ты уверен, что другие племена вообще нападут?

– Сколько там будет охотников?

– Сто семьдесят шесть.

– Это все, кто сможет держать оружие?

– Да.

– Что они сделают, когда их попытаются потеснить на охоте?

– Они будут отстаивать свое право.

– Но их никто не станет слушать. Так?

– Скорее всего, именно так.

– И тогда они прольют кровь, чтобы показать, насколько не стоит их трогать. Но это будут не все роды, и убьют сауни не всех. А вот после начнется самое интересное. На сауни навалится все племя. Им не выстоять. Рабства здесь нет, жен из военного похода не берут, потому как никто из женщин не согласится добровольно разделить постель с убийцей их родственников. Остается полное уничтожение. Спасутся лишь те, кто сбежит, а их будут единицы.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Вот только не надо на меня так смотреть. Давай оставим взаимные обвинения. Я тоже могу сказать, что это ты выпустил ситуацию из рук. Ну и что, будем доказывать свою правоту до хрипоты? Мы имеем то, что имеем, и нам нужно думать, как из этого выбираться. Этих шестнадцати родов, считай, уже нет.

– Жена одного из шаманов – моя младшая дочь, у нее тоже дочь и еще в одном роде два внука.

Ситуация, однако. Дмитрий знал, что у Вейна довольно солидное потомство. С ним в его роде проживал старший сын, который стал вождем еще до мора, были двое уже взрослых внуков, имелись правнуки. Знал Соловьев и о двух дочерях, живущих в других родах. Одна из них не пережила мор, но их никто не отдал бы, потому что род жив и они принадлежат ему. Но Дмитрий как-то упустил из виду, что все они могут оказаться среди тех, кто собирается в кочевье. Старику и без того больно слышать о том, что сауни сами движутся к своей гибели, а тут еще и родная кровь.

– Вытащить их не получится?

– Они принадлежат своим родам.

– Прости.

Повисло тягостное молчание. Дмитрий, поначалу еще мастеривший шкафчик, и думать забыл о своем занятии. Кой черт шкафчик, когда тут такое творится! Но шанс все еще был. Наоборот, все складывалось даже лучше, чем было изначально. Фактически с доски полностью сметалась вся оппозиция, которая стремилась к прежнему образу жизни. Оставшиеся роды вполне управляемы Вейном и прислушивались к его мнению. Мало того, они внимательно присматривались к тому, что происходит в Новом, в частности к роду Волка. В принципе это можно объяснить и тем, что они прекрасно отдают себе отчет в том, что их слишком мало, но ведь они не одни такие.

Мерзко думать о людях как о голых цифрах, но иначе никак. Иначе можно просто свихнуться. Дмитрию нравились сауни. Прямые, открытые, в чем-то простодушные, хотя и не пушистые. Но он вынужден думать о происходящем отстраненно, он просто не сможет по-другому.

– Вейн, я понимаю, насколько тебе сейчас трудно, но ты должен принять решение. Ты взвалил на себя ответственность за все племя, а значит, не должен думать о своих чувствах. В конце концов, с тобой все еще остаются твои близкие.

– Как ты не понимаешь! Если случится все то, о чем ты говоришь, а я в это теперь верю, то это я виноват в их будущей гибели. Это я взял тебя под свою защиту и устроил все так, чтобы ты мог делать свое дело. Это из‑за меня появилось это оружие, а в сердцах шаманов и охотников поселилась уверенность в том, что благодаря ему они сумеют прогнать любого. Это я не уследил за тем, что творится в родах, и слишком поздно узнал о том, что затевается.

– Никто не виноват, Вейн, – резко оборвал шамана Дмитрий. Но затем взял себя в руки и продолжил уже более рассудительно, пытаясь достучаться до растерянного старика: – Даже те шаманы, что призывают вернуться к былому образу жизни, ни в чем не виноваты. Они просто хотят жить, как прежде, и верят, что так будет всегда. Сауни веками жили своим укладом, и в одночасье их не переделать. Им хочется жить привольно. Мы с Ларисой способны приспосабливаться куда лучше, чем местные, но даже нам было не так легко смириться с резкими переменами в нашей жизни. Был момент, когда Лариса чуть не убила себя, и если бы ей это удалось, то и я, скорее всего, последовал бы за ней. Да что там «скорее всего» – точно покончил бы с собой! Ты говоришь, что в случившемся твоя вина, а я говорю, что ты одержал свою первую победу. Думаешь, издеваюсь? Сам подумай. Двести с лишним человек готовы идти за тобой. Да, это только пятая часть племени, но эта часть готова к переменам. Не надо думать, что этого мало. Я бы сказал, что это очень много. А сауни возродятся. Обязательно возродятся. И если сохранять такие стахановские темпы рождаемости, то уже лет через сорок их будет больше, чем было до мора. Мой род, твой и Волки – яркое тому подтверждение, потому что там выполняются все советы Ларисы и за этот год мы не потеряли ни одного человека. Ты еще сможешь увидеть, как твое племя возвысится над остальными. Хотя их и не станет настолько много, но они уже будут сильнее. И твоя кровь не умрет. Нужно только взять себя в руки и делать свое дело.