— Согласен.

— Вот прям так сразу?

— Глупо кокетничать. Других предложений не жду, выбирать не из чего. Не хочу терять время на пустые разговоры. Того, с чем не справлюсь, вы явно не предложите.

— Логично. Тогда завтра поедем со мной, завершим твои дела. Получишь награду, а там решат, подходишь ли ты для дела. Кстати, куда поступать собираешься? Небось, в юнкера Военно-Магического? Кортик у пояса, кокарда на кивере золотом сверкает, сапоги блестят. Любая девчонка твоей будет.

— Нет, по стопам отца пойти думаю, в медицину. Целителем хочу быть. С полгода назад у меня инициация дара случилась, и родовые способности пробудились. Думал про Академию или Университет.

— Теперь скажи вот что. Если к тебе подойдёт почтенный господин, подарит пару дукатов и попросит рассказать о чьих-нибудь делах, ты что будешь делаешь?

— Расскажу общеизвестные вещи. Потом обращусь к вам за инструкциями.

— Молодец. Большинство бы заявило, что будут молчать, как рыбы. И даже сами верили бы в это. Как у тебя с боевой подготовкой?

— Опыта нет, что было знаете. В рукопашной голыми руками кое-что могу, но это если по-настоящему буду драться, а не кричать "Быстро отпустили!". По нужде могу немного клинком помахаться, однако для дуэлей подготовлен откровенно плохо, надо тренироваться. Если заклинания использовать, то выступлю против небольшой толпы, но могут пострадать проходящие.

— Да ладно! Ты голыми руками двоих свалил, а что ранили, так за одного битого двух небитых дают. Да и слегка подучим тебя разным премудростям. Языки знаешь? Раз в гимназии учишься, должен знать.

— Разговариваю и пишу в совершенстве на двух языках. Пишу и читаю на двух мёртвых.

— Ого! Весьма солидно. Надеюсь, не врёшь, однако проверю обязательно. Что кроме драки можешь?

— Два года у дяди в аптеке работал. Как аптекарь часто ходовые лекарства готовил. Алхимические зелья тоже. Как каллиграф неплох и свитки магические пишу.

— Насколько хорошо?

— Да как вам сказать…

— Так и говори. Не время скромничать.

— Могу чуть-чуть… лучше дяди.

— Да ты просто находка. Умён. Знаешь место, не лезешь выше головы, но и своего упустить не хочешь. Если тебя не возьмут, буду к нам звать.

На обед дали тарелку густой похлёбки с волокнами разваренного мяса, гороховое пюре с салом и кружку кисленького взвара. Потом ко мне запустили знаете кого? Нет, неправильно. Портного. Он меня раздел, обмерил и ушёл.

За ним появился… правильно, теперь угадали… парикмахер. Маэстро, увидев меня, восхищённо воскликнул: "Какой типаж!" — и спросил: "Каким ты себя видишь?". Я попытался описать причёски Дольфа Лундгрена в "Рокки-4" и "Универсальный солдат". "Именно так! Молодой человек, я буду тебя работать! Ты понимаешь тонкости искусства куафе!" — в аффектации воскликнул мастер. Помощник замотал моё тельце в кокон огромной простыни, а чародей ножниц и расчёски по-быстрому, всего минуточек за сто, сделал на голове что-то, даже отдалённо не похожее на мой рассказ. Стал выглядеть, как тупой болван. Утешает только, что не я платил.

Ещё при парикмахере заявился адвокат. Пока стригли, рассказал о завещании дяди Вилдрека. Оно простое. Всё осталось мне. Дом с аптекой и квартирой на втором этаже, находящиеся в доме вещи и деньги, лежащие в банке. После уплаты налогов, сборов и гонораров там лежит тысяча двести тридцать три талера. Не мало, но и не безумные деньги. Древний амулет главы рода Тихих тоже перешёл ко мне. Распоряжаться имуществом могу сам. Совершеннолетие здесь наступает в шестнадцать лет. Раз в армию идти можешь — значит совершеннолетний. Логично, в принципе.

Тётю Изольду Вилдрек особенно упомянул. Написал, что не доверяет ей с детства, с того самого момента, когда она обещала молчать, но стукнула родителям, что он курил. Потому ей ничего не оставил. Папе не оставил, так как тот не волшебник. Юрист стребовал с меня подпись, выдал документы и уехал.

Затем пришла мама с тётей Изольдой. Увидев награды и узнав про ночное происшествие, мамочка сразу начала сильно бояться и стала требовать объяснений с явками, паролями, а также с подробным рассказом обо всём случившемся. Тётя наоборот, что-то себе придумала, стала меня защищать. Она служит Короне и про секретность знает не понаслышке. Поэтому орден, кинжал и даже ночной посетитель в её устах стали чем-то почти обыденным среди современной молодёжи. Для изменения темы разговора показал завещание и спросил, что делать с домом, а главное — с аптекой. Сразу полегчало, на хозяйственные дела женщины переключились мгновенно. Обещали пересмотреть вещи и привести их в порядок. Ненужное выбросить, нужное рассортировать. Что можно, приспособить для меня с папой, остальное продать. Однако долго разговор не продлился, пришёл дежурный доктор и вежливо выпроводил женщин.

Затем доктор сказал, что сейчас мне будут приводить в порядок лицо. Регенерация лечит, но шрамы не правит. Спасибо, папа моего ангела. Не знаю, кто ты, но буду должен. Войдя в палату, профессор без разговоров усыпил меня лёгким пассом руки. Что было дальше — не ведаю, очнулся уже ночью. На тумбочке кто-то заботливо оставил зеркало. Сразу принялся рассматривать свою физиономию. Целитель сотворил чудо. Синяков нет, отёков нет, белки глаз очистились от крови. Шрам остался, но стал меньше двух линий шириной. Красоты, конечно, никакой нет, но уже и не выгляжу уродом. Глаза синие, не голубые, а необычного сапфирового оттенка. Волосы стали иссиня-чёрными, а как у латиноамериканских мачо из наших модных журналов. Причёска короткая, мне идёт, хотя выгляжу полным отморозком.

— Мэтр, как всё прошло? Какой приговор?

— Самый минимум. Два года. В зале почти никого не было, значит и огласки никакой не будет.

— Уф! Мне сразу полегчало.

— Господин Тогаст, я сделал максимум возможного. Благодаря моим усилиям, судья был снисходителен. Опять же гимназист написал прощение, оно сильно помогло.

— Попробовал бы не простить! Я на него такие деньжищи потратил!

— Передачу с вещами Сузику отдали. Говорят, бодрится и ждёт освобождения. С его сотоварищами хуже. У одного рука в лубке, у другого голова пробита и один здорово избит. Видать, их толком не лечили.

— Не наши печали. Вы про дело говорите.

— Побег готов. По пути освобождать будут. Место есть, где привалом встают, когда на каторгу гонят. Там на охрану нападут, Сузика вытащат и перевезут на побережье. Дальше уже ваша забота.

— Ваша Милость, приговор напавшим вынесли. Два года каторжных работ. В газетах ничего нет. Дело простое, никому не интересное.

— Дальше.

— Вечером был Суд Тайного Трибунала, Ваша Милость. Без рассмотрения отменили приговор за ничтожностью следствия. Судили заново, за оскорбление действием члена королевской семьи. Приговорены к лишению языка, кастрации и четвертованию. За гнусность преступления казнь с растяжкой во времени.