выделяете в какую-то отдельную этническую категорию? Можно ли говорить о существовании исконного населения края с присущими ему особенностями?

Л.Б.: На сегодня только 10 % местного населения могут считаться носителями генов местных жителей. У нас нет понятия местного генотипа. Мы все – люди, живущие и работающие в Ницце, связанные общими интересами и стремящиеся к процветанию нашего края.

– То есть вы, как движение, придерживаетесь не немецкого определения этноса, а именно французского. Вы считаете, что люди, связанные совместными интересами, проживающие на одной земле и вместе работающие, солидарные с позицией большинства, – это и есть соль местной земли. Правильно? И получается, вы стремитесь к системе местного самоуправления калифорнийского образца, где население может решать вопросы на локальном уровне. Разумеется, общенациональные вопросы при этом – прерогатива центральной власти.

Л.Б.: Мы, жители Ниццы, – обитатели предгорий. От нашего скалистого края начинаются Альпы. Поэтому думаю, что мы должны сами решать вопросы, связанные с местным самоуправлением, потому что мы лучше себе представляем географические и культурные особенности нашего края и как нам лучше организовать решение локальных вопросов. В то же время нам и в голову не придёт интересоваться тем, какие решения надо принимать в морской французской провинции Бретань, выходящей на Атлантическое побережье. Таму них свои сложности с рыбной ловлей, ураганами и организацией местной жизни. Мы просто хотим иметь право решать собственные вопросы, не более того; а также растить детей в духе наших традиций. Для этих целей, в частности, мы даже создали на частные пожертвования традиционную ферму со скотом, чтобы подрастающее поколение могло познакомиться с историческим местным крестьянским бытом.

– За вашей спиной я вижу, похоже, местный исторический флаг с надписью на вашем языке?

Л.Б.: Да. Мне его подарили женщины, которые его вышили своими руками лет десять назад…

– На нем написано «Libera Nice», да?

Л.Б.: Да! Знамя соответствует нашему желанию возрождения режима региональной автономии в рамках единого Французского государства. Оно отвечает нашим взглядам. Подчеркну, что знамя нашей культурной корпорации не имеет ничего общего с Лигой местных активистов, связанных с «Национальным фронтом», которая, на мой взгляд, очернила представление о патриотах нашего края. Наш дух – это миролюбие, солидарность всех живущих и трудящихся на одной земле и умение делиться друг с другом…

– А ваше движение многочисленно?

Л.Б.: У нас много сторонников, но так как мы отвергаем сепаратизм, то мы не стремимся причислять к своей ассоциации тех, кто находится в оппозиции по отношению к властям. Изначально в наших рядах числилось около 6 тысяч человек, что, мне кажется, весьма неплохо. Сегодня мы пытаемся расширить круг интересующихся, не создавать закрытых сообществ, а рассказывать всем людям, которым дороги местный уклад, язык и традиции, о том, что мы делаем для нашего края. Мы говорим с людьми, рассказываем им, как лучше организовать диалог с администрацией по поводу здравоохранения; мы выступаем за то, чтобы часть средств оставалась здесь, «на земле», для наших нужд и т. д. Мы также внимательно следим за финансовой дисциплиной, чтобы не было правонарушений у чиновников.

– Таким образом, ваше движение интересуется вопросами, которыми призваны заниматься местные депутаты. Но власти уже вступили с вами в диалог? Они учитывают ваши наказы и пожелания?

Л.Б.: Пока ещё нет, так как сейчас готовится общегосударственная республиканская реформа по вопросу лучшей организации управления на местах. Но мы продолжаем нашу работу: в прошлом году четыре человека из наших рядов были избраны на местные политические посты. Один из них стал мэром в горной части нашего региона, в небольшом поселении. Тем не менее администрация хорошо знает о нашей ассоциации. У нас идёт созидательный диалог. Речь о реальной проблематике, о решении конкретных вопросов «в поле», причём весьма острых вопросов.

– Получается, что постоянный контакт с представителями центральной власти приносит свои плоды. У вас сложилось не противостояние, а продуктивное сотрудничество. Но у меня есть вопрос по поводу сохранения вашего языка. Как вы решаете эту задачу? Я так понял, что местные жители говорят на диалекте окситанского языка – нисаре.

Л.Б.: В деле сохранения нашей культуры, хочу отметить, у нас появилось много сторонников. Есть даже люди, интересующиеся возрождением наших старинных народных инструментов. Мы также восстанавливаем блюда местной традиционной кухни. Я горжусь тем, что смогла возродить один старинный рецепт. Мы также подписали ряд петиций касаемо сохранения всего богатства нашего традиционного уклада.

– Бретонцы также занимаются подобными вещами. У них есть своя культурная ассоциация, возрождающая бретонский язык.

Л.Б.: Я бы хотела сказать, что наша основная задача – жить в мире со всеми и сохранять свою самобытность, что соответствует духу Хартии Земли. Это проект, который в своё время запустил Михаил Горбачёв, выступавший в защиту культурного богатства малых народов. Таких этнических групп, как мы, наверное, на Земле много. Мы – маленькая песчинка от общего целого.

В общем и целом, борьба провинций с центром с последующей федерализацией Франции, похоже, является единственной возможной альтернативой постепенно сдающейся исламу стране. Но подобный выбор проходит только через гражданскую войну.

Макрон и возможное начало гражданской войны

Как бы то ни было, в настоящее время на политическом Олимпе страны по-прежнему доминирует Эмманюэль Макрон. Это действительно уникальная фигура, его нередко называют «король-найдёныш». Макрон – это не просто партия «Вперёд, Франция». Кстати, чисто французским политиком его и не назовёшь. В жизни любого человека есть такие моменты, которые характеризуют его лучше всего. Так вот, Макрон за рубежом почти не говорит по-французски, предпочитая английский язык. Это неким образом пощёчина собственному народу – великому народу, который он сейчас возглавляет и мандат доверия от которого получил. Но Макрон, похоже, не считает Францию великой страной, стесняется не только её языка, но и её истории. И прямо говорит, что готов извиняться за прошлое Франции. Выступая в 2019 году в Алжире, он об этом открыто заявил…

Эмманюэль Макрон не является политиком – он стал им незадолго до начала своего первого президентского срока, в 2013 году. До этого он был министром экономики, промышленности и цифровых технологий, а по своей предыдущей карьере – сотрудник инвестиционного банка «Ротшильд». Сам по себе этот факт уже достаточно удивителен, так как Макрон не финансист по образованию. Он окончил Парижский институт международных отношений, а потом престижную Высшую академию управления (ENA) в 2004 году.

По профессии Макрон, скорее, политолог. Чтобы стать серьёзным политиком, он прошёл через техническое поднятие рейтинга и выстраивание имиджа при помощи дружественных ему СМИ. Между тем вопрос, кто оплачивал счета по этому проекту, остаётся до сих пор открытым. Следует заметить,