Лекари осматривали раненых каждый день утром и вечером, кому надо меняли повязки, кому-то давали какое-то особое снадобье, кому-то делали массаж, кого-то заставляли меньше лежать и больше двигаться… Умерших без промедления куда-то уносили особые служители в длинных темных рясах с капюшонами на голове. Больные между собой называли их «братьями Смерти» или «черными слугами».

Будивид, к удивлению лекарей, уже через три дня обрел хороший аппетит и пошел на поправку. Благодаря тому, что Будивид неплохо владел немецким языком, Пересвет через него каждый день узнавал немало полезного для себя.

Так, Пересвет очень скоро выяснил, что представляет собой внутренняя структура Тевтонского ордена. Члены ордена делились на несколько групп. Самую верхнюю ступень орденской иерархии занимали братья-рыцари, чуть ниже них стояли братья-священники, еще ниже находились прочие братья. Поскольку Тевтонский орден изначально являлся военно-монашеской организацией, поэтому братья-рыцари выступали как основная боевая сила во всех военных предприятиях крестоносцев, направленных прежде всего на искоренение язычников. В братья-священники обычно вступали те, кому ратная служба была не по плечу из-за преклонных лет или физической немощи. На братьев-священников возлагались обязанности по крещению язычников, по соблюдению и отправлению всех церковных обрядов, по строительству и освящению церквей на вновь завоеванных тевтонцами землях. Братья-рыцари, как и братья-священники, давали полный монашеский обет перед вступлением в Тевтонский орден. То есть ни тем ни другим нельзя было заводить семью, приобретать какую-либо собственность, кроме одежды, оружия и самых необходимых предметов, заниматься торговлей, ремеслами и ростовщичеством. Устав ордена принуждал и тех и других ежедневно совершать трехразовый молебен, соблюдать все церковные посты, обряды и покаяния. Братья-рыцари и братья-священники были обязаны все свои силы и способности употреблять на дело укрепления Тевтонского ордена и уничтожения всех его врагов.

Прочие братья в отличие от братьев-рыцарей и братьев-священников не давали полного монашеского обета, но подчинялись уставу ордена. Прочие братья имели те же обязанности, что и братья-рыцари, главной из которых являлась военная служба. На них же возлагались и основные заботы по содержанию лечебниц и уходу за ранеными и больными. Юридически прочие братья являлись совершенно полноправными членами Тевтонского ордена, они даже участвовали в выборах великого магистра. В подчинении у прочих братьев находились полубратья и полусестры, которые также были мирянами, то есть не давали полного монашеского обета. По уставу ордена, на полубратьев и полусестер возлагались главным образом хозяйственные обязанности и врачевание больных.

Старшего лекаря, врачевавшего раненых в зале, где лежали и Будивид с Пересветом, звали Карл Уммель. Он входил в орденский разряд «прочих братьев». Помощниками у Карла Уммеля были полубратья Эггон и Кристиан. Оба были чуть старше Пересвета. Кроме них в подчинении у Карла Уммеля находились три полусестры Юдита, Кларисса и Гертруда. Эти три немки перешли в Тевтонский орден из женского монастыря, расположенного где-то в Саксонии. Самой старшей по возрасту была монахиня Юдита, ей было около сорока лет. Клариссе было чуть меньше тридцати, а Гертруде было всего двадцать.

Если полубратьев Эггона и Кристиана лекарь Карл Уммель целенаправленно обучал вправлять вывихнутые кости, вырывать больные зубы, залечивать раны и ушибы, то на троих монахинь была возложена самая грязная работа. Им приходилось менять повязки на ранах, переворачивать с боку на бок самых тяжелобольных, кормить их с ложки, мыть, стричь и брить тех из раненых, кто сам был не в состоянии это сделать. Также монахиням приходилось ежедневно не по одному разу выносить сосуды с мочой и испражнениями и даже помогать тем из больных, кто не мог встать, чтобы помочиться.

Пересвет удивлялся поразительному терпению монахинь, которые никогда не повышали голос, не выходили из себя, как бы трудно им ни приходилось. Помимо слов благодарности из уст раненых воинов монахиням порой приходилось выслушивать и брань тех, кто мучился от нестерпимой боли, проклятия и стоны умирающих, непристойные словечки от юнцов, одолевших немочь и пылающих жаждой совокупления при виде ухоженных, вежливых, опрятно одетых женщин с белым покрывалом на голове и крестом на груди. Наибольшее внимание раненые воины оказывали Клариссе и Гертруде, поскольку те были очень миловидны лицом, а их телесное совершенство не могли скрыть даже длинные монашеские одежды.

Гертруда между тем не скрывала своих симпатий к Пересвету, она ухаживала за ним сама, не позволяя этого делать двум другим монахиням. Гертруда всякий раз заговаривала с Пересветом, меняя повязку на его ране или обтирая его обнаженный торс влажной тряпкой. Пересвету тоже была по душе эта красивая статная немка, с голубыми очами и чувственными устами, поэтому он охотно вступал в беседу с нею, заставляя Будивида переводить сказанное Гертрудой с немецкого на русский и, наоборот, произнесенное им самим с русского на немецкий. Будивид хоть и ворчал на Пересвета, укоряя его неуместным сердечным увлечением, но от роли толмача никогда не отказывался, так как заботливые руки Гертруды ежедневно ухаживали и за его ранами.

Однажды лекари позволили Пересвету погулять во дворе замка, подышать свежим воздухом. На этой прогулке Пересвет неожиданно столкнулся с еще одним пленником крестоносцев, им оказался Василий Иоаннович, родной брат смоленского князя Святослава Иоанновича. Василий Иоаннович был цел и невредим, поскольку сам сдался в плен. Выяснилось, что раненый конь сбросил Василия Иоанновича наземь в тот момент, когда полки Ольгерда и Кейстута начали отступать под натиском тевтонцев. Дружинники Василия Иоанновича разбежались, как зайцы, бросив его на произвол судьбы. Вспоминая подробности той битвы, Василий Иоаннович так и сыпал нелицеприятными отзывами о своих трусливых гриднях, о не менее трусливом Ягайле, об Ольгерде и Кейстуте, показавших себя совершенно бездарными полководцами.

«Тевтонцев было в два раза меньше, чем ратников под стягами Ольгерда, тем не менее рыцари обратили в бегство наши полки с первого же натиска! — возмущался Василий Иоаннович. — Литовские князья и воеводы храбры и грозны, лишь сидя за пиршественным столом с пьяными рожами, а на деле они токмо улепетывать и горазды! Эх, горе-воители!»

Ругая Ольгерда и Кейстута, простоватый Василий Иоаннович проболтался Пересвету о том, что литовские князья перед самым походом в Пруссию подбивали его извести ядом или подослать убийц к смоленскому князю Святославу Иоанновичу. Мол, у таких людей, как Ольгерд и Кейстут, нет ни чести, ни совести! Пересвет презрительно усмехался в душе, слушая лживые речи Василия Иоанновича, который заявлял ему, что он якобы с негодованием отверг столь гнусное предложение литовских князей. Василий Иоаннович и не догадывался, что Пересвет был невольным свидетелем той тайной беседы между ним и литовскими князьями.

Еще Василий Иоаннович поведал Пересвету о том, что между его родней и властями ордена идут переговоры о выкупе его из неволи.

«Скоро я вернусь домой, — молвил Василий Иоаннович, — и впредь никогда не выйду на рать под стягами Ольгерда и Кейстута! Пущай эти надменные язычники сами воюют с крестоносцами!»