Вера Николаевна летом почти каждый день занималась с нами, стремясь расширить наши знания, полученные в школе, а также учила нас рисовать. (Рон?)… иногда помогал работать в саду и делал уборку в комнате “мамы Кроны”, за что она ему что-то платила и эти деньги по счету у нее хранились. Я узнал об этом после одного неприятного происшествия.

Усадьба В.Н. Малиновской была большой, вероятно, площадью около трех гектар. На пойменной части этой усадьбы деревьев не было и земля сдавалась в аренду для выращивания овощей. На этой части усадьбы была баня и около бани был сделан неглубокий колодец, из которого брали воду не только для бани, но и для приготовления пищи. Однажды, когда мы находились около колодца, Рон взял большую тыкву, выросшую рядом с колодцем, и бросил ее в колодец. Вследствие того, что колодец был неглубокий, брызги от брошенной тыквы эффектно взлетели выше колодца. Это ему понравилось. Он взял вторую большую тыкву. Я его просил не бросать в колодец, но он бросил тогда и ее и сказал: “Я их сейчас извлеку при помощи шеста”. Однако наткнутые на шест тыквы в колодце падали в колодец прежде чем мы смогли схватить руками. Все эти наши старания закончились тем, что мы раздробили тыквы в колодце. Я шел домой, стараясь не показываться на глаза хозяевам, и два дня не ходил к Малиновским. Ко мне пришел Рон и сказал, что Михайло очистил колодец и что Михайле за это заплатили “моими собственными деньгами, которые хранились у мамы Кроны”.

Весной 1905 года нас постигло страшное горе. На моих глазах в реке утонул мой любимый брат Толя. Когда его извлекли из реки, Вера Николаевна безуспешно пыталась его оживить при помощи искусственного дыхания. Мы тяжело переживали это горе. Когда после этого несчастья Елена Николаевна повела нас купаться, то взяла с собой веревку, чтобы во время купания держать Рона на привязи. Я не купался. Рону такое купание понравилось. Он разделся, самостоятельно сделал узел, привязывая себя веревкой за талию. Затем другой конец веревки он отдал Елене Николаевне, бодро пошел к середине реки, зашел по грудь в воду, закричал: тону, тону; нырнул под воду и затаился там. Елена Николаевна начала быстро работать руками, вытаскивая руками семилетнего мальчишку, находящегося под водой. Когда я посмотрел на ее лицо, то увидел испуг и напряжение, так как нелегко было тащить. Когда она подтащила его ближе к берегу, он встал, довольный тем, что его шутка хорошо удалась. Елена Николаевна была расстроена. Она развязала веревку на животе Рона и приказала нам идти в сад. После этого случая мы долго не ходили купаться.

Старания мамы Веры и мамы Кроны уберечь Рона от привычки курить табак остались безрезультатными. В первый раз мы с Роном пробовали курить, вероятно, в возрасте двенадцати лет. Я тайно взял у отца две папиросы. Рон вполне благополучно выкурил свою папиросу…

Мои родители в годы проживания в Белоусе были очень гостеприимными. Очень часто к нам приезжали и приходили родственники и знакомые из Чернигова. Белоусовские помещики, собственники усадеб и небольших земельных угодий, систематически навещали наше семейство. Это были Сикорские, Алексей Осипович, его жена Стефания Феофиловна и их дети Леля и Володя. Дети уже были подростками, но им устраивали елку, и я несколько раз бывал на этой елке. Грембицкие, Федор Федорович и его брат полковник Дмитрий Федорович. Жена Федора Федоровича Агнесса Николаевна хорошо играла на рояле, а другой помещик Березовский Павел Григорьевич хорошо играл на скрипке. Они вдвоем устраивали у нас концерты. Приходили к нам и учителя.

В 1901 году Святейший Синод отлучил Л.Н. Толстого от церкви. Можно было предполагать, что активные толстовцы В.Н. Малиновская и ее друзья будут холодно относиться к моему отцу священнику, служителю церкви. Однако этого не произошло, они не только навещали нас, но и приводили к нам своих друзей и знакомили их с нашей семьей…

Летом 1912 года у Веры Николаевны жил профессор Томского университета Тове с женой и двумя детьми: Петей моим ровесником и Ниной пятнадцати или шестнадцати лет (на самом деле, как свидетельствует изданный в 2000 году Биографический справочник «Профессора Томского политехнического университета», Петр Львович Тове родился в 1901 году, а Нина была дочерью жены Льва Львовича Тове Александры Гавриловны Мясниковой от первого брака и родилась в 1896 году). В этот период как дети так и взрослые сильно увлекались игрой в крокет. У Пети Тове был плохой характер. При игре в крокет у Пети с Роном возникали недоразумения, которые иногда грозили перейти в драку, тогда Нина, никогда не игравшая в крокет, звала на помощь Елену Николаевну для тушения разгоравшейся драки. Нина очень нравилась Рону, он уже был влюблен в нее, старался ей угождать, фотографировал ее, ее фото подарил мне (оно сохранилось у меня), однако успеха не имел. В общении со мной и Роном Нина вела себя очень высокомерно. Я ее не любил и относился к ней как к неприятному взрослому человеку. В этих отношениях с Ниной меня расстроил следующий случай. У нас были гости, все они сидели на террасе, около которой цвели белые лилии. Мы были в саду около этих лилий. С гостями сидели сестры отца: Маня, Саша, Катя и их подруга Маня Березовская, среди них находилась и Нина Тове. Ничего не говоря мне, Рон вырывает из соцветия один цветок белой лилии, идет на террасу, подходит к Нине и вставляет цветок в петлю кофточки Нины. Нина милостиво разрешила ему это сделать. Затем он немного отходит, восторженно смотрит на Нину и восклицает: “Сикстинская мадонна”. Все, особенно девушки, громко смеются. Я был очень обижен за такое унижение моего приятеля, а он на это спокойно реагировал, ему это было как вода на гуся.

Летом 1913 года у В.Н. Малиновской жил с гувернером любимый внук Л.Н. Толстого Ильюшок (сын Андрея Львовича Толстого) (в будущем — полковник американской армии). Нас предупредили о дне их приезда. В этот день мы не уходили с усадьбы и ловили рыбу удочками на берегу речки, примыкавшей к усадьбе. Когда к нам подошли молодой мужчина с мальчиком, мы знали, кто к нам подошел. Ильюшок оказался меньше нас (Илья Андреевич родился 3 февраля 1903 года). По возрасту ему было около тринадцати, а нам по шестнадцати скоро должно было исполниться.

Мы предложили Ильюшку половить рыбу удочкой, он отказался и сказал, что не любит ловить рыбу (что не помешало ему стать основателем первого в мире дельфинария). Мы были большими любителями ловить рыбу, поэтому нас удивил его отказ. Меня и Рона стригли машинкой под “ноль”, никогда не делали нам прически, а у Ильюшка на лбу была сделана челка, что делало его похожим на девочку или на маленького мальчика, поэтому я его спросил “зачем тебя так остригли?” Он ответил: “В день похорон дедушки было много народу и мы, ребята, играли на конюшне, я там упал и поранил себе лоб”. Он поднял челку и я увидел на лбу небольшой шрам. Гувернер никакого участия в нашем разговоре не принимал… Ильюшок был очень ласковым и веселым мальчуганом… Иногда его ласковость была чрезмерной. Однажды, когда мне поручили по хозяйственным делам сходить в Чернигов, я одел школьную форму с фуражкой, украшенной металлическим гербом моего реального училища. Увидев меня так одетого, Ильюшок крепко обнял меня и сказал “мой солдафончик”. Мне стало неловко перед присутствующими. В нашей мальчишеской среде такие “телячьи нежности” не допускались. Ильюшок был гораздо слабее нас физически, поэтому в наших отношениях к нему мы были гораздо более снисходительны, чем во взаимоотношениях меня с Роном. Через некоторое время после первого знакомства Рон стал называть Ильюшка “люлькой”. Однажды в тайном месте вдали от взрослых Рон демонстрировал мне с Ильюшком свое превосходство над нами, раскуривая махорку в трубке, которая называется люлька, мне не нравился дым махорки, а Ильюшок сказал: “Не называй меня больше своей вонючей люлькой”.