обычаям мамы Хилай и пожелали хорошо провести время. Далее все вместе пошли к столикам, чтобы совместно выпить чай. Мама и отец взяли в тарелки те же самые сладости, что и Илан, из уважения к его выбору. Илан, так как не знал, как необходимо есть эти прекрасно выглядящие яркие сладости, подождал, как начнут родители. У Хилай совсем худо стало в животе, перекручивало все от одной мысли, что станет с молодым человеком напротив, когда он начнет это есть, но главное, как отреагируют родители.

Илан приступил к своей трапезе, и произошла задержка на пару секунд, как он положил первый кусок в рот. Дале он перевел взгляд на Хилай, которая просящим взглядом смотрела на него, слегка нахмурив брови. В эти моменты она была особенно прекрасна, и Илану показалось, что все кислоты мира не смогли бы испортить ту красоту и живую энергию, которые исходили от нее. Он продолжал жевать и глотать сладости, запивая чаем. На третьем укусе родители Хилай его спросили, нравятся ли ему их традиционные сладости.

– Да! Из сладкого я ничего вкуснее еще в жизни не пробовал, – выдал Илан, после чего Хилай совсем стало неловко и стыдно за свою шалость.

Она резко схватила его тарелку под предлогом, что принесет ему еще кое-что, хотела выбросить содержимое и обновить ему тарелку.

Илан также резко вцепился в другой край тарелки, что было очень несвойственно ему, и, глядя ей в глаза, спокойно произнес:

– Я доем эти, потом вместе выберем новые.

Ее глаза почти умоляли его отпустить тарелку, на что он еще шире улыбнулся и повторил, что доест эти. Хилай села и поняла, что опять проиграла она. Неловко, обидно, сладко и нежно.

Далее состоялся танец Хилай с маленькими лампадами, что выглядело захватывающе красиво и очень чувственно. Илан вновь открыл ее для себя с новой стороны. Казалось, что в ней находится целый мир, который он бы хотел изучать всю свою жизнь.

Вечером он долго сидел у окна в своей комнате на седьмом этаже общежития и смотрел на яркие огоньки машин, размышляя о том, что он начал жить свободой. Но ведь это только начало. Что будет дальше? Так он еще сам не понимал, насколько сильно любит Хилай, ибо опыта жизненного в этой области ни у него, ни у нее не хватало.

Глава 11

События сменяют друг друга уже много тысяч лет, и всегда сначала происходит зарождение жизни, ее развитие, становление, созревание, создание новой семьи и новых жизней, проведение этих жизней до определенного статуса и затем законное увядание. Так было и в семье Илана. Идит уже была замужем и проживала счастливую жизнь с мужем заграницей. Ирит вышла замуж в родном городке и жила со своим супругом неподалеку от родителей. Амирам и Ашер пока не торопились с женитьбой, так как хотели дело отца сначала довести до определенного уровня, а Илан был на стадии раскопок новых истин.

За время, как наш герой понял, что борьба, какая бы она ни была в нем, не должна быть всепоглощающей, он разработал некие методики мирного взаимоотношения с отцом. Договорился, что по вечерам в выходные, после работы целый день в магазине и ужина дома, он будет уходить к Дову домой и учиться мудрости его дедушки. Отец был не против, так как дела действительно шли в гору, он вышел на компаньонов, которые были согласны с ним работать и расширять его бизнес. Отец даже подумывал открыть второй магазин в городе N., где сыновья смогли бы вести дела новой лавки. Амирам и Ашер прекрасно справлялись с этим вопросом и каждый раз обязательно в разговоре с отцом вставляли реплики, как Илан им помог в этом или другом вопросе.

Молодому человеку уже было девятнадцать лет. Его мысли стали совсем выбиваться из той клетки, в которой их заключил его отец, и в которой он сам старался их исправно держать. Они порой разлетались брызгами и обдавали его холодными каплями, возвращая как будто в жизнь. Ему было интересно этими мыслями делиться с мамой, братьями и сестрой, Хилай и с дедушкой Дова.

В один из таких дней разговор с дедушкой Дова зашел о понятии свободы. Илан захотел услышать его мнение, что есть для него свобода. Само определение термина он знал наизусть еще со школьной программы и немного начитался разных вариантов у мыслителей и философов по университетской программе. Но его интересовала другая сторона этого понятия. Он хотел услышать, как видят разные аспекты духовных ценностей человека обычные, такие, как он сам, люди.

Дедушка Дова, Рахамим, много путешествовал по молодости и видел немало бед и гонений. Он прожил очень тяжкую жизнь и, как многие другие его возраста, научился ценить ее искренне и проживать ее, смакуя каждую ее частичку в улыбках родных, в играх и криках своих внуков и в житейских бытовых разборках своих детей.

– Свобода… Свобода – это когда ты можешь думать и сказать то, что ты хочешь. Вслух и громко. Свобода – это когда твое сердце может само выбрать, с кем тебе быть и кем тебе стать. Свобода— это принять по своему собственному желанию быть менее успешным, чем тот, кого ты очень любишь. Свобода— это наш дар, который может нам позволить быть просто лучше, чем мы есть сегодня. Свобода – это когда тебя ударили, а ты можешь, по сути, нанести ответный удар. Между этим первым ударом и вторым находятся время и выбор, в них заключается наша свобода.

Свобода— это прекрасное преимущество немногих, потому что мы, люди, сами себя заключаем в кандалы несвободы. Часто мы теряем истинную ее ценность. У нас происходит подмена понятий. Мы начинаем считать свободой нанесение боли и несчастья другим, забывая, что наши границы свободы никогда не могут быть началом несвободы другого. Люди теряются и, расширяя свои границы, повреждают чужие дома, но они не понимают, что прежде всего они разрушают свой духовный дом, который потом восстановить невозможно. Они не понимают, что, захватывая новые территории, сами себя заключают в оковы страха потери этой власти, в мятежи и последующие трудности управления. Они забывают, что у самой свободы есть рамки и границы, и это их делает глубоко несчастными заключенными своих амбиций…

Рахамим после таких разговоров уходил в какие-то свои вспоминания, а Илан и Дов не могли нарушить эту тишину, как бы им ни хотелось продолжения его речей. Друзья всегда подолгу перебирали слова деда и размышляли над ними.