Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот декабрьский вечер Балканская республика запомнила навсегда, однако Ави не сразу осознал влияние случившегося на него самого. Сначала предстояло вернуться в общежитие, обнаружив комнату пустой. Дальнейшие события развернулись уже в начале нового, две тысячи второго года.
Глава 5
В последние недели чувства Малика легко было описать словом «потерянность».
Да, он потерялся. После теракта вылетел из универа так быстро, как в сказке, где чёрт уносит человека. И что делать дальше — ни малейшего понятия не было. Ехать домой, в глухую булгарскую деревню на турецкой границе? Ну нет. Устраиваться в Црвениграде? А как?..
Хотя и зарекался этого не делать, но пришлось идти к Булуту. Брат принял Малика радушно.
И весь январь таскал по всяким собраниям. Сначала это были мероприятия «Союза исламской молодёжи». Затем начались какие-то странные встречи, где присутствовали почти все те же люди… но разговоры другие. И некоторых лиц Малик не узнавал. Это были очень разные лица.
— Бен Ладен не заинтересован в Балканской республике.
— То, что теракт совершён местными подражателями — не значит, будто настоящие воины ислама не смотрят на нашу страну пристально.
— Воины? Убивать мирных людей — это похоже на настоящий газават?
— Газават заключён не в форме, а в сути. Никто не может воевать с США в открытую, даже русские не решились на это. Но действовать всё равно необходимо!
— Ты говоришь о войне с США, Булут. Но при чём здесь Республика? Эта страна не подчиняется ни американцам, ни русским.
— Я не говорю о войне с США. Я говорю о войне за ислам. О войне за нашу веру, нашу культуру, наше будущее. Вы думаете, старики из Сейма хоть почешутся, чтобы сделать жизнь исламской молодёжи лучше? Посмотрите, как они залепетали после теракта. Думают лишь о том, как не растерять политический капитал и сохранить положение. Пусть мы и сунниты, но слова Хасана ибн Саббаха от того не становятся менее мудрыми: Рай покоится в тени сабель. И только так.
— Насилие не выход.
— Ха! Насилие — единственный выход. Или что, эту огромную страну построили добротой, непротивлением и всепрощением? Ничего подобного. Иначе всеми Балканами давно правили бы мусульмане, и это было бы правильно. А что теперь? Посмотрите на моего брата. Его выгнали из университета просто за то, что он мусульманин, а давать образование мусульманам Балканская республика не желает. Да, на словах тут страна равных возможностей. А на деле?
Малик ничего не говорил на этих встречах: только слушал. Его брат говорил больше всех.
— Как в том русском фильме: «садись на коня и возьми сам всё, что хочешь — если ты сильный и смелый». Те трое героев не побоялись. У них не было ни денег, ни руководства, ни плана — только скачанные из интернета инструкции. Но они выступили за свободу мусульман! Они всей Балканской республике показали, что мы снова сильны!
— В метро погибло трое мусульман.
— И погибнет ещё больше! А какой газават без жертв?
Шёл январь, и разговоры на тайных встречах обретали всё более конкретную форму. Малик не мог определиться со своим отношением к происходящему. Он был обижен, был разбит и утратил какие-либо ориентиры. Только теперь стала ясна настоящая суть веры: она даёт смысл даже тогда, когда никакого смысла не осталось. Ты знаешь нечто, даже если ничего не знаешь. Почему Малик не мог понять этого раньше?
Для чего поиски особого собственного пути, если Пророк уже указал таковой? Или он всё-таки не прав… но кто тогда прав?
— Мы не одни. Посмотрите на палестинцев, борющихся с еврейским игом — и кстати, случайно ли жидов так поддерживает наше правительство? Посмотрите на Чечню. Посмотрите на уйгуров в Китае. Куда ни глянь, правоверные подвергаются гонениям, и каждый их них может ступить на тропу газавата. Разница лишь в том, что одни уже ступили, а другие ещё нет!
С каждым разом участников собраний становилось всё меньше, но их глаза горели всё ярче. А вот Малик по-прежнему сомневался. Однако ему не на кого стало опереться, кроме брата.
Понятное дело, что безымянное сообщество не было как-либо связано с «Аль-Каидой». Никто о нём не знал, никто не помогал — впрочем, как и совершившим теракт в метро. Булут твердил, что нужно заявить о себе. И тогда всё, разумеется, поменяется.
Пусть не сразу, но обязательно поменяется.
В какой-то момент Малик просто забыл, что сам чудом не стал жертвой декабрьского теракта.
***
Зима в Црвениграде почти всегда выдавалась мягкой. Чтобы столицу засыпало снегом — такого Ави не помнил, но январь две тысячи второго года выдался морозным и щедрым на осадки. Не готовые к подобному коммунальщики провалились: машины целовались на скользких дорогах, даже в центре тротуары покрылись сугробами, а уж окраины и вовсе завалило. Последний раз Ави видел столько снега в ту зиму, когда его жизнь впервые драматически изменилась.
Быть может, неслучайно и вторая перемена настала в подобную зиму.
Ави ничего не знал о Малике и не имел понятия, как с ним связаться. Силы тут помочь не смогли, хотя он пытался. Возможно, стоило спросить Алису — она-то должна знать, но этого делать Ави не пожелал. Выйдя из больницы, он так толком и не взялся за учёбу, практически все лекции прогуливал. Голова оставалась забитой тяжкими мыслями: ведь парней с фотографий, постоянно мелькавших в телевизоре, Ави узнал.
Не отпускало ощущение, будто Алиса что-то подстроила.
В один из холодных дней Ави, по-прежнему не удосуживавшийся натянуть шапку, шёл вдоль исписанной граффити крепостной стены. С утра он ничего не принимал и, как ни странно, чувствовал себя при этом неплохо — увы, нормой давно сделалось обратное. Ладонь приятно согревал пластиковый стаканчик с кофе из цыганской забегаловки. В наушниках играли Pink Floyd: пели о стене отчуждения, заслоняющей одинокого подростка от жестокого мира, и это казалось очень уместным. We don’t need no education…
Ави бесцельно глядел под ноги, а когда вдруг зачем-то поднял глаза — то увидел Малика прямо перед собой.
