— Понятно, — мрачно сказал лорд Хокстон. — А что же будет, когда вы уедете отсюда? . Прежде чем ответить, Доминика осторожно положила кусок мыла на край стола.

— Фейт терпеть не может заниматься домашней работой, и я пообещала ей, что попытаюсь уговорить папу после моего отъезда приглашать Малику — она очень работящая, и прилежная женщина — приходить к нам каждый день, но я не уверена, что он согласится на это.

В ее голосе прозвучали тревога и озабоченность. Она принялась снимать фартук, нагрудник которого доходил ей почти до самой шеи.

— Я вижу, Доминика, что ваш отъезд повлечет много проблем, о которых я даже не подозревал. Как вы считаете, это облегчит положение, если я предложу сам платить жалованье Малике? В конце концов, я чувствую себя в долгу перед вашим отцом, увозя от него не только дочь, но и, как выяснилось, «прислугу на все».

В его голосе прозвучала насмешка. Он отлично понимал, что ни в одном другом доме в Коломбо хозяйка не станет сама мыть полы. Доминика снова мучительно покраснела.

— Я думаю, гордость не позволит папе согласиться на то, чтобы вы платили жалованье его служанке, — Нерешительно произнесла она. Затем она добавила:

— Нет… это не совсем так. Мне кажется, если вы дадите папе денег для того, чтобы он мог платить жалованье Малике, он несомненно отдаст их какой-нибудь семье, по его мнению, более нуждающейся. В этом случае Фейт все равно придется либо самой мыть и убирать дом, либо жить в грязи.

— Мне придется придумать что-нибудь, — улыбнулся лорд Хокстон. — А что если вы сами будете платить Малике из тех денег, которые я дам вам специально для этих целей. Так будет лучше?

— Несомненно! — ответила Доминика повеселевшим голосом. — Но вы уверены, что в состоянии позволить себе это?

— Совершенно уверен! — сказал лорд Хокстон. — Дело в том, Доминика, что я достаточно богат, и вам не следует испытывать угрызения совести ни из-за жалованья, которое я буду платить Малике, ни из-за приданого, которое мы с вами сейчас отправимся покупать.

Доминика набрала воздуха, словно собираясь что-то сказать, но затем передумала.

— Я пойду переоденусь, — быстро проговорила она. — Я не хочу заставлять вашу светлость ждать.

Прежде чем он успел ответить, она быстро вышла из кухни. Лорд Хокстон огляделся, обратив внимание на простенькую плиту и голый пол, на жесткие стулья, на дешевый фарфор, стоящий на полках. Затем он вышел из кухни и направился в гостиную, где накануне беседовал с викарием и Доминикой.

Ждать ему пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как на лестнице, не затянутой ковром, послышались торопливые шаги, и Доминика вошла в комнату.

На ней было то же самое платье, что и в церкви, та же уродливая черная шляпка, а на руках — черные нитяные перчатки.

— Мне очень жаль, милорд, что я была еще не готова, когда вы приехали, — сказала она таким тоном, словно все еще никак не могла простить себе свою медлительность.

— А где все остальные? — поинтересовался лорд Хокстон.

— Со своими учителями, за исключением Фейт, которой пришлось сопровождать папу на службу, поскольку я еду с вами в город. В результате она пропустит сегодняшний урок французского.

Ей показалось, что она заметила на лице лорда Хокстона удивление, и пояснила:

— Мама всегда настаивала, что, несмотря на нашу бедность, мы должны получить хорошее образование. Иногда папа возмущался, что приходится платить за это столько денег, и он хотел, чтобы по достижении восемнадцати лет Фейт перестала брать уроки французского. Но я убедила его позволить ей заниматься хотя бы еще год.

— По вашему голосу я понял, что вы скучаете по тому времени, когда сами учились, — сказал лорд Хокстон.

— Еще как, — ответила Доминика. — Мне казалось, что я попадаю совсем в другой мир. — У нее вырвался легкий вздох. — Если бы только я могла раздобыть еще хоть немного книг! — И тут, словно ей в голову пришла неожиданная мысль, она спросила с загоревшимися глазами:

— А у вас на плантации есть книги?

— Когда я уезжал, там оставалась довольно большая библиотека, — ответил лорд Хокстон. — Но если вы не найдете нужных вам книг, мы легко сможем ее пополнить. Насколько мне известно, и в Канди, и в Коломбо есть несколько книжных магазинов. Вы непременно должны рассказать мне, чем вы интересуетесь, Доминика. Мне это будет любопытно.

В этот момент они подошли к открытой входной двери, и Доминика увидела принадлежавший губернатору легкий двухместный экипаж.

Ее охватило радостное возбуждение, когда она села на мягкое сиденье и лакей накинул ей на ноги легкий плед.

Лорд Хокстон сел рядом с ней.

— Так что же вы любите читать? — спросил он.

— Все, — ответила Доминика, — особенно книги по истории разных стран, и больше всего — по истории Англии.

— Вы никогда не были там?

— Нет. Мама часто рассказывала нам о тех годах, которые она провела в Англии, об их доме в Глостере. Все это казалось нам таким необыкновенным!

— А Цейлон вам нравится?

— Конечно, — ответила Доминика. — Он всегда был моим домом, и я люблю Коломбо, и здешних людей, и цветы, и море. Мама всегда говорила, что, если мы вернемся в Англию, нам будет очень недоставать здешнего солнца и тепла, хотя мы сможем возместить это чем-то другим.

— Чем же именно? — немного скептически поинтересовался лорд Хокстон.

— Мне кажется, мама всегда ощущала себя частью Англии, считая, что ее корни находятся там. Я думаю, она была права, ведь национальность — это нечто более глубокое, чем просто отметка б паспорте.

Лорд Хокстон посмотрел на Доминику с удивлением. Он не ожидал услышать подобные высказывания из уст такой молоденькой девушки.

— Значит, вы хотели бы попутешествовать? — заметил он.

— Безусловно, так же, как я уже путешествовала в своем воображении, — ответила Доминика, — хотя, надо отметить, последний способ намного дешевле!

При этих словах она рассмеялась, и лорд Хокстон заметил, как, словно озарившись внутренним светом, сразу преобразилось ее лицо.

Они миновали ипподром, расположенный на берегу моря, а потом Доминика спросила:

— После того, как вы столько лет прожили на Цейлоне, какую страну вы считаете своим домом?

— Я и сам часто размышлял над этим, — признался лорд Хокстон. — Когда два года назад я покидал Цейлон, мне казалось, что я оставляю здесь все, что мне дорого и знакомо. Тем не менее едва я снова ступил на землю Англии, я понял, как много она для меня значит, потому что там прошло мое детство, моя юность, там я впервые ощутил себя взрослым.

— Поэтому вы любите Англию так же, как и Цейлон! — закончила за него Доминика.

— Надо полагать, это, так и есть, — согласился лорд Хокстон, но словно с некоторым удивлением, будто прежде ему это не приходило в голову.