Гуран припал к двери спиной, при этом повернув голову в сторону бреши. Это принесло свои плоды: в дыру юркнула рука, растопыренными пальцами нащупывая внизу засов, и кешиктен взмахом сабли перерубил ее, чуть не всадив клинок в дверь. Рука вместе с частью предплечья обмяклой культей шлепнулась наземь, а из-за двери раздался несусветный вопль, который, впрочем, вскоре оборвался. Те, что снаружи, или увели раненого получать помощь, или же попросту сами его добили.

Субэдэй, встретившись глазами с Гураном, кивнул. Несмотря на разницу в званиях, в этой комнате они сейчас были самыми умелыми воинами, способными сохранять спокойствие и думать даже там, где мысли вразлет, а запах крови донельзя густ.

— Нам нужен второй рубеж, повелитель, — обернулся багатур к Угэдэю.

Человек, которому суждено стать ханом, стоял с волкоглавым мечом своего великого отца. Дыхание Угэдэя было мелким и частым, а лицо — еще бледнее, чем час назад. Не услышав от чингизида ответа, Субэдэй тревожно нахмурился. Он заговорил громче, зычность голоса пуская на то, чтобы выдернуть человека из ступора:

— Если дверь не выдержит, повелитель, они набросятся на нас. Вы понимаете? Нам нужен второй рубеж, линия отступления. Мы с Гураном останемся у первой двери, вы же с вашим братом должны отвести детей и женщин во внутренние покои и загородить там дверь всем, чем только возможно.

Угэдэй медленным поворотом головы отвел глаза от темной бреши, откуда внутрь, как рвота, стекала ненависть.

— Ты ждешь, чтобы я забился куда-нибудь в щель ради того, чтобы еще на несколько вздохов продлить себе жизнь? Чтобы затем моих детей, как зверят, отлавливали по всему дворцу? Нет, лучше я встречу смерть здесь, с мечом в руке и лицом к врагу.

Он говорил со всей искренностью и решимостью. Но поглядев в следующую секунду на Сорхахтани с ее двумя сыновьями и встретившись глазами с младшим братом Тулуем, потупил взор.

— Ладно, Субэдэй. Будь по-твоему. Но я сюда вернусь. Тулуй, веди за собой свою жену и сыновей, и помоги мне загородить внутреннюю дверь.

— Возьмите лук, — окликнул в спину Субэдэй, стягивая с плеча колчан и перебрасывая вместе с луком Угэдэю.

Пятерка осмотрительно, с оглядкой тронулась назад, не забывая о том, что представляет собой цель для пристроившегося в коридоре лучника. Он караулил где-то снаружи, в темноте. Кто не знает терпения монгола, этого всегдашнего охотника на шуструю степную кабаргу и скрытного тарбагана! Поле зрения лучника образовывало конус, охватывающий внешнюю комнату по центру.

Угэдэй без предупреждения метнулся через это пространство, а Сорхахтани катнулась следом, вспорхнув в противоположном углу на ноги с грациозностью танцовщицы. Теперь, на этом пятачке безопасности, их не могла задеть ни одна стрела.

Тулуй стоял на противоположной стороне. Вместе со своими сыновьями он отыскал убежище за стенным выступом. Лицо младшего чингизида было исполнено тревоги за своих детей.

— Я пойду последним, вы меня поняли? — обратился он к ним.

Менгу тотчас кивнул, но Хубилай упрямо тряхнул головой.

— Ты у нас самый большой и неповоротливый, — сказал он дрожащим от волнения голосом. — Лучше я пойду последним.

Тулуй прикинул. Если лучник выжидает с натянутой тетивой, то стрелу он может пустить в мгновение ока, почти не целясь. Все те, кто за дверью, только на него и смотрят. Между тем стук снаружи прекратился, как будто люди там чего-то ждали. Может, так оно и было. Краем глаза Тулуй заметил, что Дорегене, жена Угэдэя, жестом подзывает его к себе.

До нее через комнату всего несколько шагов, но сейчас это расстояние приравнивалось к бездонной расселине. Тулуй медленно, глубоко вдохнул, успокаивая себя и думая об отце. Чингисхан, помнится, рассказывал ему о дыхании, о том, как люди задерживают его, когда напуганы, или делают резкий вдох перед тем, как совершить бросок. То есть это знак остерегаться врага. Ну а если вдох делаешь ты сам, то это способ укротить свой страх. Он еще раз взахлеб, прерывисто вдохнул, и бешеный стук сердца в груди слегка унялся. Взвинченности Хубилая Тулуй улыбнулся.

— Делай что говорю. Я проворней, чем ты думаешь. — Он положил руки на плечи обоих сыновей и шепнул: — Бегите вместе. Готовы? Ну же!

Мальчики метнулись через мирное на вид пространство. Стрела мелькнула, едва не чиркнув Хубилая по спине. Он упал плашмя, и Сорхахтани тут же подтащила его к себе, обняв с неимоверным облегчением. Вместе с сыновьями она обернулась к Тулую, который ободрительно им кивнул, отирая выступивший на лбу пот. Вот это женщина! Он женился на ней из-за ее красоты, захватывающей дух, а сейчас она вызывала улыбку своим жестоко-решительным выражением лица: ни дать ни взять волчица с волчатами. Лучник, безусловно, был готов, и мальчикам просто повезло. Себя Тулуй проклинал за то, что не кинулся за ними сразу же, пока лучник не успел изготовиться к новому выстрелу. Момент упущен, а с ним, возможно, и жизнь. Тулуй огляделся в поисках хоть какого-нибудь щита — стола или даже толстой ткани, способной сбить стрелка с толку. Коридор по-прежнему молчал: молотобойцы давали лучнику сделать свою работу. Тулуй еще раз медленно вдохнул, делая тело стальным для прыжка и против воли примеряясь к мысли, как в него, терзая, вонзится стрела, сбивая с ног на глазах у семьи.

— Субэдэй! — окликнула Сорхахтани.

Багатур обернулся, ловя ее вопрошающий взгляд, и все понял. Прикрыть на необходимое им время брешь было нечем. Взгляд его упал на единственный светильник. Снова погружать комнату во тьму нежелательно, но ничего иного не оставалось. Одним махом воин швырнул фыркнувший горящий светильник в дверную дыру. Фонтаном посыпались искры, и в тот же миг Тулуй благополучно перепрыгнул к своим, а Субэдэй услышал, как в брешь уже со стороны комнаты прилетела стрела, причем не мимо цели. Менгу с Хубилаем радостно запрыгали.

Какое-то время, недолго, комната прерывисто освещалась пламенеющим маслом со стороны коридора, но вот огонь там затоптали, и все снова погрузилось в потемки, еще более плотные, чем прежде. Рассвет все так и не наступал. Грохот молотов возобновился. С треском летели щепки, дверь в наличниках натужно стонала.

Тулуй, не мешкая, взялся действовать на входе во внутренний покой. Дверь здесь была не в пример слабее наружной. Чтобы справиться с ней, нападающим окажется достаточно и минуты. Поэтому Тулуй сам сбил ее с петель и поставил в проходе заграждением. Работая, он успел ухватить и нежно потрепать за плечи своих сыновей, после чего послал их в опочивальню Угэдэя стаскивать сюда все, что они смогут поднять. Там их ласково направляла Дорегене, которой они с азартом подчинялись. Оба мальчика привыкли слушаться мать, а жена Угэдэя, рослая, видная женщина, умела управляться с детьми ничуть не хуже.

В опочивальне была еще одна небольшая лампа. Дорегене отдала ее Сорхахтани, которая поместила лампу так, чтобы свет хотя бы немного доходил до Субэдэя. При этом комната наводнилась беззвучными скользкими тенями, гигантскими в сравнении с живыми людьми и на редкость подвижными.