– Дважды, – ответил Клов.

Но Зола не отрывал от меня взгляда.

– Хочу услышать это от тебя. Ты проверила камни?

– Дважды, – раздраженно повторила я.

– Человек, который их получит, сразу заметит подвох, если ты вдруг что-то пропустила. И я не думаю, что тебе нужно говорить о том, что случится, если она все-таки заметит.

– Подождем и увидим, – отрезала я.

– Видимо, да, – сказал Зола. – Помойся и будь готова к моменту, когда мы войдем в порт, – он указал на таз.

Я отпрянула от стены и опустила руки.

– Готова к чему?

– У тебя дела в Бастиане.

– Нет. Я достала тебе камни. Проверила их. Заработала денег в три раза больше положенного.

– Почти, – ответил Зола.

Я уставилась на него.

– Хватит с меня. Когда я вернусь в Узкий пролив?

– Скоро.

– Скажи в днях! – Я повысила голос.

Зола приподнял подбородок и свысока взглянул на меня.

– Два дня.

Мои ладони сжались в кулаки, я раздраженно выдохнула.

– Мне нужно, чтобы сделала еще кое-что. После этого твоя судьба будет снова в твоих руках.

Но я и не рассчитывала, что именно на «Луне» доберусь домой. Больше шансов у меня было с любым другим кораблем в порту Бастиана. Куплю себе переправу у шкипера и доплыву до Узкого пролива с меньшим количеством врагов, которых нажила здесь.

– Отдай мои деньги сейчас же, и я сделаю все, что захочешь.

– Честно. – Зола пожал плечами. – Но получишь ты только половину. Остальную часть отдам завтра вечером.

– А что завтра вечером?

– Сюрприз. – Он открыл верхний ящик стола и, достав мешочек, стал быстро отсчитывать двадцать пять монет. Закончив, Зола положил руку на кипу карт и скатил деньги по ним.

Клов встал на ноги.

– Оденься и поднимайся на палубу, как только Бастиан покажется на горизонте. – Зола закрыл ящик и, встав, обошел стол, чтобы взглянуть на меня.

– Ботинки. – Клов в ожидании вытянул руку.

Я опустила взгляд на ноги. Кожа на моих ботинках потерлась, и на них до сих пор была глязь улиц Дерна. Я чертыхнулась под нос, высунула ноги из ботинок и оставила их на полу. Пусть он сам поднимает. Губы Клова дернулись в легкой улыбке, и он наклонился за ними.

Зола открыл дверь и дождался, когда зайдет Калла, прежде чем они с Кловом вышли. На ее руках лежала сменная одежда, я взглянула на манжеты рубашки с рюшами.

– Да ты издеваешься, – прошипела я.

Калла нетерпеливо склонила голову.

Я стянула рубашку через голову и расстегнула штаны, затем подошла к тазу. Покрытые волдырями костяшки пальцев заныли, когда я медленно опустила руки в горячую воду – мыльные пузыри пахли травами. Я ополоснула руки водой, прежде чем перешла к лицу и шее. Закончив, я подошла к зеркалу, вытирая пропущенные места уголком тряпки.

Мой рот скривился, стоило мне посмотреть на собственное отражение в зеркале. Возможно, моя мама когда-то стояла перед ним. Изольда, должно быть, была ненамного старше меня, когда Зола взял ее в команду. Интересно, как скоро она поняла, что он за человек? О времени, проведенном на «Луне», она никогда мне не рассказывала, да и часть меня ничего не хотела знать об этом. В моих мыслях ее дух жил на «Жаворонке», поэтому мне не нравилась сама мысль о том, что какая-то частичка ее души осталась здесь.

Я запустила пальцы в волосы и попыталась распутать колтуны, затем подняла волосы к затылку так, чтобы завязать их в узел. Но я даже не стала пытаться уложить упавшие на лицо локоны. Возможно, Золе нужен был человек, который сыграет роль солтбладца, но довольствоваться ему придется мной.

Калла бросила рубашку на кровать, я подняла ее и обратила внимание на материал. Обычно торговцы такое не носят. Тонкий льняной материал соткали совсем недавно, отчего он нежно спадал от плеч к запястьям. Штаны с пуговицами из китового уса тоже недавно пошили из плотного черного шерстяного трикотажа. Зола явно подготовился, когда ступил в тот переулок в Дерне. Продумал все до мелочей. От осознания по моей спине пробежали мурашки.

«Два дня, – успокоила я себя. – Два дня, и я вернусь на «Мэриголд».

Едва я закончила заправлять рубашку в штаны, как раздался стук в дверь, и Калла открыла ее уотерсайдскому беспризорнику. В небольших ладошках он держал мои ботинки. Почищенные, они сияли, а новые шнурки туго перевязали. Я взглянула на них: к горлу подступил ком эмоций от воспоминания, как Уэст дал их мне.

Я стояла под дождем в деревушке у комиссионной лавки, наблюдая за ним и Уиллой в переулке. Свет от уличных фонарей падал на острые черты его лица, и, произнеся мое имя, его голос сразу изменился. Тогда я впервые увидела настоящего Уэста, хоть и на мгновение. Я так сильно по нему скучала, что с трудом могла дышать.

Из головы так и не шли мысли о том, что отец и Зола сказали про него. Что Уэст хранил мрачные тайны, о которых я даже не догадывалась. Какая-то часть меня и не хотела знать. Верить, что от них ничего не зависело. Каждый, кто смог выжить в Узком проливе, хранил такие тайны. Иначе выжить было бы просто невозможно.

Но той ночью в Дерне, когда мы поклялись не лгать друг другу, он не рассказал мне всю правду. И я боялась того, что могла узнать на самом деле. Что при встрече я не посмотрю на него как прежде. Что он будет похож на Сейнта.

Как звезды, вдалеке слегка мерцали растянувшиеся по побережью огни.

Бастиан.

Стоя на носу «Луны», я наблюдала, как город приближается к нам. Это место я представляла только по историям других людей, чьи воспоминания создавали улицы, огни и цвета Бастиана.

Мама обожала Бастиан. Сияющие под лунным светом улицы. Поднимающиеся по холму дома и аромат на рынках. Но в конце концов она уплыла и все же не вернулась обратно.

Матросы замедлили работу, когда «Луна» стала заходить в порт, экипаж убрал паруса, аккуратно привязывая их к мачтам. Под покровом ночи корабль был великолепен, отполированный темный деревянный корпус сиял. Но никакое мытье палубы и никакие рубашки с жабо не скроют, откуда мы приплыли. До мозга костей мы торговцы, рожденные в Узком проливе, и взгляд каждого в порту выдавал то, что они это понимают.

Казалось, что стоящие на якоре корабли в бухте создали из лучей солнечного света: их чистые корпуса сверкали на фоне просторного небосвода. Города Безымянного моря гордились своим великолепием, и Бастиан не был исключением. Характер мамы никогда не был пропитан таким отношением к изысканности, но все же она проявлялась в мелочах. В том, как мама относилась к своим инструментам ныряльщицы или как всегда ухаживала за своими ногтями.