— Я велела Лайонелу держать себя в руках, — похвасталась Эффи. — Думала, он не станет обращать на меня внимания, но не тут-то было. Впрочем, я быстро его приструнила. Он, в общем-то, неплохой парень, если не потакать его капризам.

— Уверена, маркиз будет очень рад это слышать, — улыбнувшись, сказала Шона.

— Вы ездили в какое-то интересное место?

— В небольшую церквушку близ Кале. У маркиза были довольно веские и в то же время странные причины для этой поездки. Эффи, я начинаю думать, что некоторые вещи, сказанные тобой, не так уж далеки от истины.

— Вы имеете в виду, что он в самом деле монстр?

— Нет, не монстр, но одержимый — человек, не могущий обрести покой.

— Из-за нее?

— Из-за нее? — с легким раздражением эхом откликнулась Шона.

— Из-за его невинно убиенной возлюбленной, — с некоторым удовольствием смакуя эти слова, ответила Эффи.

Шоне такое определение показалось просто отвратительным. В подобном свете маркиз выглядел персонажем дешевой мелодрамы, что было несправедливо по отношению к живому, тяжко страдающему человеку, которого она видела сегодня в церкви. Человеку, вынужденному снова, след в след, возвращаться к месту, где он познал такое недолгое счастье.

Больше в тот день она маркиза не видела. За ужином они с Эффи присоединились к Лайонелу в столовой, где стюард сообщил им, что его светлость ужинает один в своей каюте.

Ужин был превосходный. Лайонел и Эффи, судя по всему, отлично поладили, и в ее обществе молодой человек вел себя как истинный джентльмен. Только Шона не испытывала удовольствия. Ее мысли оставались с тем, кто сейчас в одиночестве предавался горьким раздумьям.

Остаток вечера она провела на палубе, слушая ветер и шум волн. Яхта плыла теперь быстро, бороздя волны все более неспокойного моря.

Когда Шона наконец спустилась в свою каюту, Эффи уже готовилась отойти ко сну. Девушки пожелали друг другу спокойной ночи.

Прошло несколько часов, прежде чем Шоне удалось уснуть. Беспокойно подремав некоторое время, она вновь проснулась.

Вскоре девушка встала и, накинув на плечи шаль, выскользнула в коридор. Она шла к каюте маркиза. Возможно, это могло показаться неслыханной наглостью, но Шона должна была убедиться, что с ним все в порядке.

У самой двери она остановилась, ожидая услышать уже знакомые нервные шаги. Однако из-за двери не доносилось ни звука.

Она уже решила, что может со спокойной душой уйти, когда воздух вдруг огласил жуткий вой. Кровь застыла у нее в жилах — вой продолжался. Зверь, угодивший в западню, должно быть, издает подобные звуки.

Не раздумывая, Шона толкнула дверь и вошла, притворив дверь за собой на случай, если бы в каюту вздумал зайти еще кто-то.

Маркиз лежал в постели. Он метался, дергался и отчаянно вопил.

Шона приблизилась к нему, опасаясь, что он рассердится, увидев ее. Но тут же поняла, что он спит, и его западня — мучительный ночной кошмар.

Она на цыпочках подошла к кровати и, присев на ее край, протянула маркизу руку.

Он тотчас сжал ее ладонь, да так крепко, что она чуть не закричала. Однако ей удалось сдержаться — не хотелось его будить.

— Где ты? — хрипло прошептал он. — Где ты? Я тебя не вижу.

— И все-таки я здесь, — осторожно промолвила она.

— Ты всегда здесь, — прохрипел он. — Всегда здесь — в моем сердце, в моих мыслях. Все эти годы твой дух не покидал меня.

Шона вздрогнула, поняв, к кому на самом деле обращены эти слова.

Не осознавая, что ею движет, она все же повиновалась своему инстинкту и мягко ответила:

— Если ты знаешь, что я здесь, то тебе незачем меня видеть.

Эффект ее голоса был незамедлительным: маркиз сразу же успокоился и затих. Он не открывал глаз, однако у Шоны создалось странное впечатление, будто он не оставляет попыток увидеть ее.

— Это ты? — пробормотал он. — Ты правда здесь?

— Да, я здесь.

— Сегодня я почувствовал, что ты рядом, стоя у алтаря, где мы когда-то стояли вместе.

Внезапная тревога обуяла Шону. Она должна немедленно уйти. Если он проснется и обнаружит, что она обманывает его, то ужасно разгневается — и поделом ей.

Однако когда она попыталась высвободить руку, хватка маркиза вновь стала крепкой.

— Не уходи, — пробормотал он. — Не уходи... Анжела.

— Мне пора, — нежно сказала она. — Я пришла ненадолго, потому что... — она заколебалась, не зная, как завершить свою фразу.

— Потому что знала, что сердце мое тоскует по тебе.

— Столько лет спустя? — с горечью в голосе спросила она.

— Да. И будет тосковать до конца моих дней.

— Это слишком долго, — сказала она. — Ты полюбишь вновь.

— Нет, — сказал он чуть ли не с яростью. — Я не смогу полюбить никого, кроме тебя. Любовь моя... Анжела, моя любовь.

Он вдруг отпустил ее руки, но тут же взял за плечи и привлек к себе.

Шона попыталась освободиться из этих внезапных сильных объятий, но не смогла. Маркиз крепко спал, запертый в своем мире фантазий, где его возлюбленная Анжела была по-прежнему жива.

И тут он стал ее целовать. Его губы ласкали ее неистово, с безудержной страстью.

На мгновение Шона растерялась, не зная, как себя вести. Тревога и возбуждение охватили ее. Она должна это прекратить!

И в то же время девушка понимала, что вовсе не хочет его останавливать.

Прикосновение его губ было таким волнующим! Раньше ее не целовал ни один мужчина, и новое для нее ощущение привело ее в неописуемый восторг.

Стальная хватка его рук, ласка теплых губ, пряный запах здорового мужского тела — все это наполнило ее чувством, в котором она с неохотой признала физическое влечение.

Это было чувство шокирующее, недостойное, позорное.

И — изумительное, прекрасное.

Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Шона расслабилась и прижалась к этому сильному телу, ощущая сквозь тонкую ночную сорочку его жар. Голова ее шла кругом, сладкая истома овладевала ею. Она хотела, чтобы поцелуи длились вечно, хотя и понимала, что должна быть сильной и прекратить это бесстыдство.

— Анжела, — прошептал он, едва размыкая губы. — Анжела, любовь моя... вернись ко мне... вернись ко мне.

Отчаянная тоска, звучавшая в его голосе, развеяла сладкий флер, окутавший девушку. Она крала поцелуи, принадлежавшие другой женщине, хотя обман ее был абсолютно невинен.

Охваченная угрызениями совести, она стала вырываться из объятий маркиза, но тот сжал ее еще крепче.

— Не уходи, — взмолился он. — Не покидай меня опять...