Конечно, она у меня спала плохо. Я тоже плохо спала. А как объяснить иначе, без этих жутких подробностей? Десять вечера. Закладка на любимом сериале. Недописанный текст. Немытая посуда. Передо мной кроссворд по русским богатырям. Я даже Святогора без подсказки вспомнила. Но как звали его коня?! «Садись, «два»!» Ответ – Бурушка.

На самом деле началка очень изменилась. Или я стала старше и многое вызывает умиление и чувство благодарности. Да что говорить – я стала плаксивой. Мне достаточно увидеть дочь в школьной форме, как я начинаю рыдать. Или у меня никак не пройдет период адаптации, о котором мне столько говорили вокруг. Месяц как минимум – период адаптации. За ребенком нужно следить, мотивировать, подбадривать и так далее. Возможны слезы, всплески агрессии, сменяющиеся апатией. У Симы, кстати, вообще этой адаптации не было – все досталось мне. У меня нашлись все признаки, у дочки – ни одного. Она даже ни разу не спросила, почему пошла в школу не как все дети. Пошла и пошла. Значит, так надо. Она дружила с мальчиками. Девочки ее не принимали. Шестилетка и почти восьмилетки – это две разные планеты. Почти восьмилетки уже вовсю строят глазки, моя Сима общается с мальчиками так, что они ее слушаются. Сима, выросшая с братом, все знает про футбол, умеет настоять на своем, и все мальчики по очереди носят ее портфель до раздевалки. Конечно, девочки с Симой не дружат. Им-то портфели не носят.

Я же, когда не плакала, пребывала в панике. Уговаривала себя, что у учительницы есть мой номер телефона, что до школы бежать две минуты, что ничего не случится. Я ругала себя за то, что сделала дочке пучок со шпильками – вдруг они на физре будут делать кувырки и шпилька вопьется ей в голову? А вдруг они будут бегать и она врежется в стену? Когда Вася был маленьким, у них была в классе Лиза, чем-то похожая на Симу. Нежная, тонкая, длинноногая девчушка. Так Лиза что ни месяц ломала себе то руки, то ноги. Я Лизу без гипса вообще не помню. Когда Лиза окончила началку и перешла в старшую школу, мне кажется, все учителя, особенно физрук, дружно напились от счастья. Ее никто не обижал, никто не трогал, но она обладала способностью врезаться в стены на переменах, ломать ногу на литературе, упав со стула, и тянуть связки на рисовании. Однажды на английском Лиза поперхнулась водой, начала кашлять, кто-то из детей постучал ее по спине – Лиза ударилась головой и еще месяц ходила в фиксирующем воротнике на шее.

В раздевалках по-прежнему дежурят четвероклашки. В принципе, все выглядит так же, как в Васины времена – куртки на полу, одинокие перчатки, шарфы, замотанные в морской узел, на вешалке. Но дежурные помогают малышам повесить мешки для сменки и куртки. Они стоят и спрашивают у каждого, как их научили: «Девочка, тебе помочь? Мальчик, тебе помочь?» Малыши шарахаются и мотают головами. Но когда никто из взрослых не видит, четвероклашка идет в раздевалку и помогает малышке дотянуться до вешалки. А вторая девочка развязывает узел на шапке мальчика, который уже готов в ней пойти в класс.

И все-таки многое изменилось. Раньше на первом этаже лавки стояли посередине рекреации, а теперь сдвинуты к стене. Но это так же, как бывает с дорожками, – клади асфальт сколько хочешь, люди будут ходить по протоптанным тропкам. Дети по привычке сваливают одежду посередине коридора и по частям относят в раздевалку. Словно им особенно приятно бросать портфели ровно посередине. Зато как только поставили лавки на входе, до турникета и поста охраны, для родителей, раздевалка сразу переместилась туда.

Поскольку Сима не может унести рюкзак и сменку – она упадет под таким грузом и не встанет, – мы разработали целую схему. Я-то полагала, что одна такая умная. Оказалось, так делают многие. Дети раздеваются на лавочках до охраны, бегут в раздевалку, вешают там верхнюю одежду и возвращаются к мамам и папам за портфелем.

Раньше отдельно стояла лавочка-забывашка, куда складывались забытые вещи. Дети обожали эту лавочку – рассматривали, кто что забыл, шутили, радовались находкам. Лавочка-забывашка стала для них пещерой Аладдина, в которой можно было найти сокровище. Но никто никогда не брал чужого. Теперь все забывашки или лежат на стойке у охранника, или привязаны к ограждению. Возвращают вещи только родителям.

Родители стоят за заграждением. В принципе, там есть кнопочка, которую нужно отжать, и можно спокойно пройти. И все про эту кнопочку знают. Но все равно все виснут на этой оградке. Важно стоять в первых рядах, чтобы ребенок тебя увидел. Я пробилась локтями к оградке. Сима меня не узнала в лыжном костюме и шапке. Искала в толпе глазами. Я махала ей руками из-за ограждения и кричала как полоумная: «Сима, я здесь!»

Рядом с ней стоял мальчик, толстый и деловитый, с портфелем на колесиках. Он что-то говорил Симе. Потом поставил свой модный портфель на тормоз и взял Симин рюкзак. Я, не выдержав, отжала кнопочку и кинулась к дочке. Мальчик строго спросил у Симы:

– Это твоя мама?

Сима посмотрела на меня – в съехавшей набок шапке, с потеками туши по всему лицу – и сказала:

– Кажется, да.

Мальчик кивнул и вручил мне рюкзак. После этого спокойно пошел в раздевалку. Он никуда не спешил.

– Как зовут этого мальчика? – полюбопытствовала я.

– Я пока не запомнила. Кажется, Даня.

– Даня, Даня! – кричала из-за ограждения бабушка. – Ты скоро? Я тебя уже заждалась!

Даня повернулся, кивнул и продолжил медленно одеваться.

Мы уже выходили, а бабушка все еще подпрыгивала у ограждения. Моторная бабушка, модная, поджарая, с лыжными палками – наверняка занимается скандинавской ходьбой.

– Даня, ну скорее! Опять ты копаешься!

Даня аккуратно повязывал шарф, ровняя концы.

Я улыбнулась. У бабушки с внуком разные темпы жизни. У меня с Симой – тоже.

– Мама, пойдем собирать портфель, – объявляет дочь в шесть вечера.

– Давай через часик? – прошу я.

– Нет, сейчас. И форму мне на завтра нужно приготовить.

И я покорно иду выбирать колготки, юбку или сарафан, водолазку или рубашку. Сима складывает учебники. Аккуратно, по росту, в специальное отделение. Мы с Васей могли побросать учебники утром, запихнуть сверху сменку, притоптать ногами и еще посидеть сверху. Сима не такая. Она все держит под контролем, ни за что никогда ничего не забудет. Она аккуратистка и трудяга.

Мы с вечера придумываем прическу, и я показываю ей, как это будет выглядеть. Бантик такой или другой? Одна косичка или две? Я заплетаю, Сима смотрит в зеркало и выносит вердикт: завтра лучше с одной косичкой. Или с двумя, что больше подходит к рубашке.

Дочка обстоятельно завтракает и успевает следить за тем, чтобы Вася доел свою порцию.

– Мама, Вася не доел кашу! – кричит она.

– Я бутерброд съел, – оправдывается сын, который, как и я, встать-то встал, а вот проснется ко второму уроку.

– Шапку надень! – велит Сима.